-- Ты, хан, поедешь по соседним улусам и уговоришь беков и мурз не выступать в поддержку самозваных правителей. Напомни кому обиды, ими нанесенные, кому от меня милостей пообещай. Ты своих соседей лучше знаешь. Понятно? Кто пожелает стать другом мне -- милости просим. Даю тебе два дня срока. Потом найдешь меня и до занятия столицы будешь рядом. Если через два дня не вернешься, то...-- Кучум сухо щелкнул пальцами.-- Вопросы будут?
Вэли-хан молча качнул поникшей головой. Когда Вэли-хан, попрощавшись с сыновьями и племянниками, покинул лагерь, Кучум проводил его долгим взглядом и сказал тихо стоящему рядом Алтанаю:
-- Вот всех бы их так переловить, да и на привязь посадить. А?
-- Так в чем же дело? -- Простодушно откликнулся тот.-- Прикажи только.
-- Да нет. Мы иначе поступим. Зачем мельнику мышей ловить, когда кошка есть. Пусть и они теперь друг друга ловят и на цепь садят. Понял?
-- Понял,-- с готовностью согласился Алтанай,-- а когда всех поймаем, то что делать станем?
-- Песни петь тогда станем,-- захохотал Кучум,-- только не скоро еще это случится.-- И медленно пошел прочь.
На самом краю лагеря стояла отдельно от других палатка, где помещалась тщательно охраняемая Зайла. Вот к ней-то и направился довольный событиями сегодняшнего дня, немного усталый Кучум.
Зайла неподвижно сидела у противоположной от входа стены, подобрав под себя ноги. Она только взглянула на вошедшего брата и продолжала оставаться в том же положении.
Кучум сделал несколько шагов по направлению к ней и остановился. Затем опустился на свободную подушку и спросил:
-- Все грустишь? -- Сестра не ответила.-- Ничего, скоро возьмем их главный город, и тогда я разрешу жить тебе, где хочешь.
-- А как же мой муж? -- подала Зайла, наконец, голос.
-- Нового выберешь. Их к тебе много пожалует. Поверь моему слову.
-- Нет уж. Спасибо. У меня есть сын и негоже его бросать.
-- Ничего, и с сыном возьмут,-- упрямо гнул свою сторону Кучум.
-- Чего ж меня не спросишь -- нужен ли мне другой муж?
-- Ой, сестра,-- вздохнул хан,-- многое в этой жизни не от нас зависит.
-- Я никогда не прощу тебе этого,-- вспыхнула Зайла.
-- Ну, это твое дело. Не горячись. Скоро решительное сражение. Как все закончится, один Аллах знает...-- И, не дождавшись ответа, он вышел.
ЭХО ОГЛОХШЕГО БУБНА
На высоком холме, у слияния двух великих сибирских рек -- Иртыша и Тобола, находилась священная роща всего сибирского народа... Здесь жили главные шаманы, охраняющие изваяния богов, оставленные еще древними людьми много, много лет назад.
Из кедровых стволов были вырублены бог Пайпын, бог Хума, с серебряными рогами на голове, отдельно от них высился лысый хитрец, покровитель охотников бог Какына.
У их подножья, лежали многочисленные приношения, складываемые здесь не одно столетие. Каждый воин, возвращающийся из похода, считал своим долгом положить самую ценную добычу своим богам, чтобы и в следующий раз принесли ему удачу. Были здесь серебряные блюда из южных стран, драгоценные кубки из полуночных земель, разное оружие и сверкающие на солнце камни лежали на земле.
Сами шаманы жили подаяниями, и никто из них никогда не взял в руки копья или лука для охоты, не закинул сети в реку. Они были на содержании у своего народа.
Даже их жизнь не принадлежала им самим. Как только отзвучит последний, положенный шаману прорицателем, бубен, вместе с его ударом кончалась и жизнь шамана. Он ложился под дерево и уже не вставал. Рядом с шаманами жил большой черный священный козел, рога которого увиты лентами и украшены золотыми пластинами. Не так боялись охотники встречи в лесу с медведем, как взгляда агатовых козлиных глаз: на кого он глянет или приблизится -- того ждет на другой день немедленная смерть.
Лишь раз в год собирались на священной горе все сибирские племена для большого праздника. Да еще при начале войны разжигали священный костер и молили богов послать удачу их народу.
Завтра должно произойти решающее сражение между объединившимися между собой отрядами сибирских народов с вторгшимися в их земли ненасытными степняками.
Со степняками пришли их шейхи, которые грозились повесить сибирских шаманов на деревьях, а их богов сбросить в воду.
Едигир и Бек-Булат сидели на земле перед не зажженным еще священным костром. Рядом расположились полукругом прибывшие на битву ханы и беки из сопредельных земель.
Чуть в стороне со своими братьями и детьми степенный Епанча. Гордо подняв голову, посматривает храбрец Ебалак. Рядом с ним упрямо хмурит мохнатые брови Темир-бек.
По другую руку от Едигира сидит его давний друг Умар-бек, чуть дальше, закрыв глаза, думая о чем-то своем, посеченный во многих схватках Качи-Гирей с многочисленными родственниками своими. Хитрый Ураз-Бакий примостился у самого костра и стреляет глазами по сторонам, прикидывая что-то в уме.
Ниже по склону расселись старейшины из вогульских родов. Отдельно от них на оленьей шкуре в богатых праздничных одеждах князь Демьян, издавна ведущий дружбу с русскими купцами. Вокруг него примостились три шамана, приплывшие с ним.