Куда уходит любовь

– Пошевели мозгами. Я же тебе сказала, что Риччи угнал машину. Кроме того, утром там были только мы вдвоем и на заднем сидении занимались, сама знаешь чем. – Она допила коку. – Ребята, это было как во сне! Ну, ты знаешь, как это бывает, точно? – Она вздохнула. – Мы опустили верх у машины, луна, музыка из приемника. Мы там прямо уже стояли на ушах, когда нас зацапали эти «неприкасаемые». Вот тогда уж пошло черт-те что.

– Я возьму еще коку, – поднялась Дани.

Когда она вернулась обратно к столу, Сильвия смотрела на молодого певца, который делал приглашающие жесты.

– На самом деле он не поет, – сказала Сильвия. – А только шевелит губами под пластинку.

– Откуда ты знаешь?

– Ты что, не следишь за оркестром? Кроме того, идет сильное эхо. Это только в студии для звукозаписи получается. – Она всмотрелась в лицо певца, поданное крупным планом. – Но он милашка, хотя не такой, как Фабиан. Ты сегодня получала письма?

Дани покачала головой.

– Нет, я ни от кого не жду.

– А другие получают. Я все жду письма от Риччи, но так пока и не получила. Он передал, что пишет мне каждый день. – В голосе ее была печаль. – Тебе не кажется, что эти перехватывают их, а?

– Не думаю.

– Если до завтра я от него ничего не услышу, я умру!

– Не волнуйся, услышишь, – успокоила ее Дани. Девочки замолчали, приникнув к коке.

7

Я подошел на Пристань незадолго до наплыва покупателей. Хозяева тщательно чистили лотки и прилавки, артистически раскладывая в колотом льду распростертые клешни крабов, обрамляли выкладку товаров яркими стеклянными подносами с только что сваренными розовыми креветками. Здесь же располагались лотки со свежевыпеченным грубым хлебом, и в воздухе витал аромат рыбного рынка.

Я прошел мимо Морского Музея. Рыболовецкие боты уже были пришвартованы до утра, и набегающие волны слегка покачивали их. Вдоль Пристани располагалось множество лавочек. Прилавок одной из них, почти в середине был покрыт выцветшим брезентом. На нем крупными буквами было слово «РИЧЧИО».

Я остановился. Человек, раскладывавший по соседству крабов, коротко бросил мне:

– Сегодня они закрыты.

– Вы не знаете, где я мог бы найти их?

Бросив очередного краба, он подошел ко мне.

– Вы репортер?

Я кивнул.

– Они на похоронах. Церемония состоится сегодня утром. Вы пришли взять интервью у членов семьи?

– Определенным образом.

– В мальчишке не было ничего хорошего, – разговорился он. – Никогда не помогал своим в лавке. Не хотел пачкать руки рыбой, как его братья. Считал себя выше этого. Я говорил его отцу, что он плохо кончит.

– Где будут проходить похороны? – спросил я.

– У Масконьяни.

– Где это?

– Вы знаете, где «Бимбо»? – спросил он.

Я снова кивнул.

– На другой стороне улицы, примерно в квартале вниз.

– Спасибо.

Я двинулся к машине. Мне удалось припарковаться недалеко от похоронной конторы. Она была из белого камня с мраморным фасадом. Открыв двери, я вошел внутрь.

Постояв в темноватом фойе, пока глаза не привыкли к полумраку, я подошел к указателю на стене. Моментально за спиной у меня вырос человек в темном костюме.

– Чем могу служить, сэр? – приглушенным голосом спросил он.

– Риччио?..

– Вот сюда, пожалуйста.

Я проследовал за ним до лифта. Он нажал кнопку, и дверь открылась.

– Не знаю, здесь ли еще семья. Возможно, они уже отбыли, но вы можете оставить свою фамилию в книге у дверей. Помещение А.

– Благодарю вас.

Дверь лифта закрылась. Когда она снова открылась, выпуская меня, я обнаружил, что помещение А было как раз по другую сторону коридора.

Я заглянул в приоткрытую дверь. Под аркой в дальнем конце зала стоял гроб, заваленный цветами. Толстый ковер приглушал мои шаги. Встав в стороне, я огляделся.

Вот я и нашел человека, которого убила моя дочь. С первого взгляда казалось, что он просто спит. Похоронное бюро поработало на славу.

Он был красив, с густыми черными волосами, откинутыми с высокого лба. Нос у него прямой и крупный, а линия рта говорила о жестокости и чувственности. Ресницы у него были длинными, как у девушки. Я почувствовал, как во мне поднимается жалость к нему. Ему, должно быть, было не больше тридцати с лишним.

За спиной я услышал глубокий вздох, переходящий в стон. Удивившись, я обернулся.

В алькове сбоку от арки сидел маленький хрупкий старичок на небольшом стуле с прямой спинкой. Хотя мне пришлось пройти мимо, я не заметил сидящего. Он посмотрел на меня, и в зрачках его отразилось пламя свечей.

– Я его отец, – невнятно пробормотал он. – Вы знали моего сына? Я отрицательно покачал головой, подойдя к нему.

– Примите мои соболезнования, мистер Риччио.

– Grade, – с трудом вымолвил он, пока его усталые глаза изучали меня. – Мой Тони, он не такой плохой мальчик, как они говорят, – прошептал он. – Просто ему много надо было.

– Я верю вам, мистер Риччио. – Никто из нас не является таким плохим, как о нем могут сказать люди.

Из-под арки донесся голос.

– Папа! С кем ты там говоришь?