Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов

Действительно, плюрализм и конкуренция идей — это неустранимое свойство любого цивилизованного сообщества — само по себе не только не ведет к его деструкции, но в известном смысле держит его в тонусе и тем самым укрепляет. Опасен механизм мутации конкурентных идей во враждующие идеологии, что чаще всего происходит в переходные эпохи. Вот главная мысль Степуна: «Пока классы — держатели старых ценностей, классы — хранители старых форм культуры и восходящие к власти новые классы борются друг с другом лишь за разные воплощения общего им духовного содержания, до тех пор революции, в точном и узком смысле этого слова, быть не может. С момента же, в котором борьба из-за форм культуры накаляется до того, что раскалывается надвое единство национального сознания, — революция уже налицо, иногда задолго до баррикад и казней»[180]

.

Степун достаточно подробно описал этот процесс мутации российского национального сознания на примере спора отечественных «западников» и «самобытников» — спора сначала конструктивного и плодотворного, но со временем деградировавшего и ставшего губительным для российской культуры: «Славянофилы и западники расходятся в разные стороны. Первые окончательно выходят из рядов оппозиционно настроенной, антиправительственной общественности. Вторые окончательно отрываются от религиозных и национальных корней славянофильского миросозерцания. Результат этого двустороннего отрыва — вырождение обоих лагерей русской общественности. Вырождение свободолюбивого славянофильства Киреевского в сановнически-реакционное славянофильство Победоносцева. Вырождение верующего свободолюбия западника Герцена в лжерелигиозный героизм революционной интеллигенции»[181].

Но если механизмы нарастания идейной конфронтационности в русской политической культуре в целом теоретически обозначены

(помимо Степуна, подобная работа в русской эмиграции XX века проделана такими аналитиками, как Г. П. Федотов, С. О. Португейс, В. В. Вейдле), то встает иной, более практический вопрос. Вопрос о том, возможно ли реально предъявить в русской истории примеры синтетического, условно говоря, либерально-консервативного дискурса и жизненного поведения, снимающего партийно-политические крайности?

Отечественные опыты интеллектуальной диалогичности. Либеральный консерватизм Тургенева

Если учесть, что в наибольшей степени подобной конфронтацией была заражена именно сфера политики, то логично предположить, что примеры противоположного свойства (т. е. идейно-политического примирения) могли бы дать иные сферы отечественной культуры. Например, русская классическая литература

, о которой в этом ключе на наших семинарах уже начинал размышлять Алексей Платонович Давыдов. Речь идет, разумеется, о тех ее сегментах, которые были тесным образом связаны с политической сферой.

О примиряющей роли в этом смысле сочинений А. С. Пушкина — в одно и то же время «Певца Империи» и «Певца Свободы», одновременно почвенника и европеиста (часто литературные тексты Пушкина носят вполне политологический характер) — написано много. Менее известна в этом отношении роль другого классика нашей литературы — Ивана Сергеевича Тургенева.

Напомню, что в процессе своего интеллектуального становления Тургенев испытал, по его собственному признанию, наибольшее влияние двух людей — Т. Н. Грановского и Н. В. Станкевича. Напомню и о том, что обе эти фигуры сами по себе синтетичные, органично сочетавшие несомненное западничество с безусловным русским патриотизмом. Этот мировоззренческий синтез почвенности и европеизма в дальнейшем выразительно проявился и в судьбе самого Тургенева — не только выдающегося литератора, но и автора интереснейших политических проектов центристского толка, о чем тургеневедение советского периода предпочитало умалчивать. Приведу несколько характерных примеров.

Зимой 1857/58 года Тургенев жил в Риме. Там он закончил повесть «Ася» и начал «Первую любовь» и «Дворянское гнездо». Вместе с этим он был постоянным участником политического кружка, группировавшегося в салоне великой княгини Елены Павловны и сыгравшего большую роль в идейной и кадровой подготовке «великих реформ». Как и его товарищи, Тургенев в Риме внимательно следил за событиями в России: его радовали первые шаги нового императора Александра II, но настораживали некоторые моменты общественной жизни. В частности, он заметил попытки отдельных чиновных карьеристов второго ряда, приодевшихся во входящие в моду одежды либералов, устроить погром русского славянофильства под лозунгами типа: «Хватит! Натерпелись при Николае! Теперь наша взяла!»