Но зато венчание у нас с Германом было царственным. Оно происходило на втором этаже кафедрального собора, сияющего золотом и мраморными колоннами. Когда я в подвенечном платье вышла к Герману, он просто оторопел, пораженный моей красотой, а его товарищ Федя Стороженко всплеснул руками и закричал, что это гурия, сбежавшая из мусульманского рая. Надо сказать, что после крещения мое мусульманское имя Зейнаб отринули и нарекли меня Зинаидой.
Это было время, когда советская власть легко и скоропостижно упразднилась, влиятельные коммунисты покинули чертоги обкомов и райкомов, обзавелись тяжеловесной собственностью, засели в банках и на руководящих должностях отнюдь не социалистической формации. И выехать из страны стало не труднее, чем переехать из Торжка в Старую Руссу.
Германия нас встретила благожелательно, без предвзятости, может быть потому, что Герман был этнический немец. К православному Владыке в Мюнхене мы явились вскоре после переезда. Оба мы знали немецкий язык, но, к нашему удивлению, Владыка заговорил с нами по-русски и довольно прилично, хотя был природным немцем. Он нам рассказал, что Православие в Германии стало заметно после первой волны эмиграции из революционной России. Но особенно оно усилилось в годы Второй мировой войны, когда из-за нехватки рабочей силы стали привозить с Украины и из России с оккупированных вермахтом земель остарбайтеров. Это были несчастные люди, низведенные до уровня рабочего скота. Они были измождены непосильным трудом, вечно голодные, многие из них, работая на военных заводах, погибали при авианалетах английской и американской авиации. И единственной отдушиной для них, утешением и памятью о Родине была Православная Церковь. По воскресным дням их отпускали в церковь на богослужение, и приходили тысячи молодых девушек и парней, и они молились так самозабвенно, с такой силой, и слезы катились у них по щекам. И сила молитвы их была так велика, что, безусловно, прорывая все преграды, доходила до Престола Божия.
Сейчас тоже хлынул большой поток эмигрантов после распада Союза, но это уже другого духа люди, хотя многие из них тоже тянутся к церкви, как к островку оставленной Родины, но тяга эта скорее ностальгическая, чем духовная. Особенно интересно, что даже некоторые евреи из Украины и России посещают нашу Православную церковь, которая им милее и ближе, чем синагога.
Сегодня, несмотря на воскресенье, день был темный, туманный и дождливый. Скользящие по улицам фигуры людей в плащах с капюшонами походили на шествие средневековых капуцинов. Мы с Германом взяли такси и поехали в монастырь, где Владыка должен был рукоположить Германа во пресвитера. В сан диакона Герман был посвящен еще в России.
К началу литургии народу в церкви собралось много. Это, в основном, была разношерстная публика, состоящая из эмигрантов послеперестроечной волны. Они стояли тихо, переминаясь с ноги на ногу в ожидании начала службы. В большинстве, конечно, это были женщины в шляпках и платочках. Воздух в храме был влажный, теплый, пахло ладаном и свечным воском. Царские Врата были еще закрыты, и псаломщик, стоящий за аналоем, громко и отчетливо читал Часы.
Сегодня службу совершал сам Владыка, и Герман в диаконском облачении старательно прислуживал ему. Он был бледен и, видимо, очень волновался, но ектении все же произносил без запинки. Сам чин рукоположения во пресвитера начался после Херувимской песни. И вот его, ни жива ни мертва, повели к Владыке, который благословил его, и Германа стали водить около Престола, и каждый раз Владыка благословлял его. И в алтаре собравшиеся священники запели тропарь: «Святии мученицы, иже добре страдавше и венчавше, молитеся ко Господу, спастися душам нашим. Слава Тебе, Христе Боже, апостолом похвала, и мучеником веселие, их же проповедь Троица Единосущная».
Владыка возложил руку на голову Германа и тихим проникновенным голосом произнес со слезой: «Божественная благодать, иже всегда немощная исцеляющая, и недостаточная исполняющая поставляет Германа, благоговейнаго диакона, во пресвитерство. Помолимся убо о нем, да приидет нань благодать Пресвятаго Духа».
И я, новообращенная христианка, хотя незримо, но каким-то внутренним сердечным оком чувствовала и видела, как Христова благодать священства из далеких первохристианских веков через апостолов и цепочку святителей нисходит на моего Германа. И я стояла, подавляя рыдание, и глотала слезы радости.
Потом Владыка одел на него епитрахиль и фелонь и все пели: «Аксиос! Аксиос!» – что означает: «Достоин! Достоин!»
Владыка его первого причастил Святым Телом и Кровью Христовой и поставил в ряды со священниками.
Когда мы приехали домой, Герман был так взволнован и потрясен, что не мог говорить и отказался от праздничного обеда, но только выпил бокал шампанского и ушел в сад, где до вечера просидел в беседке.