Кудель кровавого льна

— Для тебя и твоей культуры — да, крошка, но никак не для дриадской, — Элизабет уселась в глубокое кресло и скрестила ноги на столе. — В Зачарованных пущах и других лесных анклавах древодевы вообще обходятся без одежды — она лишь стесняет их движения и изматывает в жаркую погоду. До того, как ты поселилась в моей башне, я тоже щеголяла по ней нагишом, только набрасывала на себя халат, когда принималась за грязную работу в саду и лаборатории. Я знаю, многие люди и эльфы бурно реагируют, когда перед ними разгуливают без одежды, ведь это так, как ты сама изволила выразиться, неприлично. Можешь высказать всё Шай’Зу, но я не уверена, что твои слова подействуют на неё должным образом, я боле уверена в том, что после твоих предъявлений она примется нарочито сверкать формами у тебя на глазах. Прими один совет: будь более апатичной к моей подруге, и ты потеряешь для неё интерес, — Элизабет слегка улыбнулась и прикусила спадающий на щёку рыжий локон.

— Я… Постараюсь, — выдохнула Аврора и вытерла текущие по лбу капельки пота. — Твоя подруга теперь будет жить с нами?

— Понятия не имею. Но это вряд ли: если дриады по какой-либо уважительной причине и покидают родовой лес, то стараются как можно быстрее возвратиться обратно, потому что не хотят нервировать радетельную Мать Рода. В родных чащобах дриады чувствуют себя как рыба в воде, ни одна дикая тварь не увидит в них добычу и опасность, а через мистические флюиды, источаемые серозёмом, они получают незримую духовную связь с Матерью-Природой и благословлённую ауру, помогающую им двигаться в окружении тишины, превосходно маскироваться в листве, разить цель без промаха и незаметно следить за чужаками. Так что… Вывод напрашивается сам собой. Однако всё равно спешить с ним не стоит, для начала надо бы всё разузнать из её уст. Пускай отлежится, нам не к спеху.

— А как же Миряна и Сота Альянса…

— Да ну их в жопу, — нетерпеливо махнула рукой Элизабет. — Приличные чародеи всегда затягивают с окончательными решениями, потому что обожают сомневаться и взвешивать различные последствия. Всегда надо думать о последствиях, неважно, каких — последствиях выбора цвета пижамы или расчёта четырёхэтажной магической формулы. Кстати о формулах, — чародейка вытащила из ящика стола книгу в жёстком переплёте и полистала тонкие слипшиеся бумажные страницы. — Держи, это тебе. Чтобы заучила заклинания с первой по пятую страницу, они не слишком мудрёные, но очень полезные в быту. Ты быстро их оприходуешь, но если какие-либо dictum покажутся тебе непонятными — спрашивай. Помни — сначала полное исследование теории, а потом уже практика, пропустишь хотя бы слово или проговоришь его с неподобающей интонацией — результат окажется непредсказуем и даже плачевен. Бессчётное число начинающих чародеев погибло от своего же разгильдяйства. Пусть их нелепые смерти будут тебе уроком, крошка. Как говорится, дураки учатся на своих ошибках, а умные на чужих.

Аврора переняла пахнущую бумажной сыростью, воском и пылью гриморию, с хрустом раскрыла её и увидела на внутренней стороне переплёта рисованный от руки экслибрис, принадлежащий широко известному в чародейских кругах эльфу-удрализу Мерсеру Адэрейсу — архимагу и гроссмейстеру Великого Дома Чародеев, в котором когда-то состояла Элизабет.

— Пожалуйста, осторожнее, — дёрнула ушами Элизабет, услышав сухой хруст, — эта книга мне очень дорога, а знания, записанные на её ветхих страницах, бесценны. Я её… Переписала на всеобщий язык около полугода назад, но обложку решила оставить оригинальную.

Девочка села в свободное кресло, перелистнула титульный лист, коротенькую аннотацию на эльфийской рунописи, где Мерсер перечисляет достоинства данной литературы и её основные тезисы, и впилась глазами в первый заголовок «Осколок льда», написанный аккуратными, с большим наклоном вправо литерами удрализки.

— А где ты выучилась всеобщему языку? Пишешь намного красивее, чем многие мои знакомые.