Кудель кровавого льна

— У меня был хороший, но очень занудливый учитель, — ответствовала Элизабет. — Он обучал меня всеобщей речи, преподавал азы каллиграфии и заставлял переписывать книги с эльфийского на всеобщий. Апофеозом моей практики было переписывание на всеобщий язык двенадцатитомной эпопеи «Жизнь и быт Властителя-Оленя» особым курсивом, названия которого я запамятовала. К концу шестого тома я всей душой ненавидела этого Оленя и всю его родню вплоть до пращура. Я так и не закончила переписывать эпопею, потому что мой учитель соизволил отойти в мир иной по причине прогрессирующего сифилиса. Отвратительная смерть, скажу я. Но, к счастью, знаний, коими он одарил меня, вполне хватало, чтобы грамотно изъясняться и писать без ошибок на человечьем наречии. Одно время я работала схолиастом в имперской библиотеке, корпела над древними рукописями, давала комментарии к особо затруднительным участкам текстов, время от времени бралась заполнять лакуны в текстах об эльфийской истории. Даже мои примитивные знания об истории эльфов были находкой для людских историков. Архивариус библиотеки не мог на меня нахвалиться, даже ныне покойный император Строхслав Первый выдал как-то на моё имя рескрипт с благодарностью и небольшим презентом в виде копий рукописей, к которым я давала комментарии.

— Значит, ты была знакома с императором?

— Нет, я его ни разу даже в глаза не видела, рескрипт мне торжественно вручил его факторум. И знаешь, кто был этим факторумом?

— У?

— Будущая императрица Василиса Третья, — тепло улыбнулась Элизабет, задумчиво накручивая на палец рыжий локон. — Тогда я уже была с ней немного знакома. В бытностью мою схолиастом она была чуть старше тебя, одним из посредников Строхслава, дворянкой в энном поколении, очень прилежной и миловидной девчушкой… Мы много времени проводили вместе, я показывала ей «фокусы», всяческие чародейские трюки, а нашей любимой забавой было подтрунивание над полицейскими — я напускала на них иллюзионистские заклинания, и полицаи начинали видеть вокруг себя одних разыскиваемых преступников и злостных нарушителей. Правда, после того, как один из сержантов в пылу ярости зарубил невинного парнишку палашом, мы с Василисой решили прекратить околдовывать блюстителей порядка.

Это Василиса написала вот эти два портрета — удрализка кивнула в сторону своих откровенных изображений. — Красотища, не так ли? Причём совершенно бесплатно. Василиса обучалась в художественной академии и умеет отлично писать портреты. Ей пророчили карьеру великого портретиста, но судьба решила иначе. Тогда никто, и я в том числе, не мог подумать, что спустя десять лет серафим Теремирей после смерти Строхслава изберёт Василису новой властительницей Трикрестии. Но пути Всеотца неисповедимы, а мысли и решения его серафима порой туманны и внезапны, однако население империи всегда беспрекословно внимало мудрым словам Теремирея, ибо свято верило, что через его уста глаголет сам Всеотец. Если выбор серафима пал на Василису, значит, ни законные дети, ни бастарды, коих Строхслав успел наклепать, ни ближайшие жополизы могли даже не помышлять захватить бразды правления в свои руки. В истории Трикрестии императорские династии редко когда существовали по три-четыре поколения. Василиса взошла на трон, ну а я к тому времени уже совершала вояж на баргозаврах по золотым барханам великой пустыни Унда-Драги на острове Альгустана.

Я видела серафима Теремирея своими глазами, — продолжила хрипло бормотать удрализка, рассматривая панно на потолке, — и, честно говоря, он меня сразил наповал одной своей внешностью. Люди утверждали, что Теремирей — величайший дар смертным от Всеотца-демиурга, главного их божества, бессменный наместник людских владений, олицетворение справедливости, мощи и благочестия, идеал, к которому должен стремится всякий, от пейзанина до императора. Во время ежегодного богослужения после Схоростеня серафим покидал Белый дворец, на шести белоснежных крыльях поднимался высоко в небо, чтобы быть ближе к Всеотцу и своей исконной обители, и оттуда осенял все стороны света крестным знамением, таким образом накладывая благословение на всех и вся. Вокруг него в замысловатых пируэтах витали разодетые в белые одеяния и золотые венки ангелы и ангелицы, читая молитвы и играя на невидимых струнах резных арф. Это было… Очень впечатляюще, хоть я и не религиозна.

— Ангелы?