Кукла

- Ого-го! - рассмеялся Гейст. - Именно здесь, в Париже. Где-нибудь в Альтдорфе или Нейштадте отщепенцем и изменником считается тот, кто не верит в пасторов, Бисмарка, в десять заповедей и прусскую конституцию. Здесь можно сколько угодно издеваться над Бисмарком и конституцией, но зато под угрозой отлучения запрещено сомневаться в таблице умножения, в теории волнового движения, в постоянстве удельного веса и т.д. Укажите мне хоть один город, где бы люди не сжимали своих мозгов тисками каких-либо догматов, - и да будет он столицей мира и колыбелью грядущего человечества!

Вокульский несколько успокоился; он убедился, что имеет дело с маньяком.

Гейст смотрел на него, не переставая улыбаться.

- Я кончаю, мсье Сюзэн. Я сделал великое открытие в области химии, я создал новую науку, изобрел неизвестные доселе промышленные материалы, о которых люди раньше не смели и мечтать. Но... мне не хватает еще некоторых чрезвычайно важных данных, а средства мои исчерпаны. На мои исследования я потратил четыре состояния и использовал десятка полтора людей... Сейчас мне нужно новое состояние и новые люди...

- Почему вы возымели ко мне такое доверие? - спросил Вокульский, уже совсем успокоившись.

- Нетрудно понять, - ответил Гейст. - О самоубийстве помышляет либо безумец, либо негодяй, либо человек незаурядных способностей, которому тесно на свете.

- А откуда вы знаете, что я не подлец?

- А откуда вы знаете, что лошадь - не корова? - возразил Гейст. - Во время моих вынужденных каникул, которые - увы! - тянутся иногда по нескольку лет, я занимаюсь зоологией и специально изучением человеческой особи. В одной этой породе, двуногой и двурукой, я открыл десятки видов животных - от устрицы и глиста до совы и тигра. Скажу вам больше: я открыл помеси этих видов - крылатых тигров, собакоголовых змей, соколов в черепашьих панцирях, что, впрочем, уже предвосхитила фантазия гениальных поэтов. И во всем этом скопище скотов и чудовищ я только изредка нахожу настоящего человека, существо с разумом, сердцем и энергией. Вы, мсье Сюзэн, обладаете подлинно человеческими чертами, и потому я говорю с вами так откровенно. Вы - один на десять тысяч, может быть даже на все сто...

Вокульский поморщился. Гейст вспылил:

- Что? Уж не думаете ли вы, что низкой лестью я хочу выудить у вас несколько франков?.. Завтра я опять приду, и вы убедитесь, насколько несправедливо и глупо ваше подозрение...

Он вскочил со стула, но Вокульский удержал его:

- Не сердитесь, профессор! Я не хотел вас обидеть. Но ко мне почти ежедневно приходят всевозможные жулики...

- Завтра вы убедитесь, что я не жулик и не безумец. Я покажу вам вещи, которые видело всего шесть-семь человек, да и то... их уже нет в живых. О, если б они были живы! - вздохнул он.

- Почему только завтра?

- Потому что я живу далеко, а у меня нет денег на извозчика.

Вокульский пожал ему руку.

- Вы не обидитесь, профессор... если...

- Если вы дадите мне денег на извозчика?.. Нет. Ведь я с самого начала сказал вам, что я попрошайка - может быть, самый бедный во всем Париже.

Вокульский протянул ему сто франков.

- Помилуйте, - усмехнулся Гейст, - хватит и десяти... кто знает, не дадите ли вы мне завтра сто тысяч... У вас большое состояние?

- Около миллиона франков.

- Миллион! - повторил Гейст, хватаясь за голову. - Через два часа я вернусь. Только бы я оказался вам так же необходим, как вы мне...

- В таком случае, профессор, может быть, вы придете в мой номер на четвертом этаже? Здесь служебное помещение...

- Да, да, лучше в номер... Я вернусь через два часа, - отвечал Гейст и поспешно выбежал из салона. Вскоре явился Жюмар.

- Замучил вас старик, а? - спросил он.

- Что это за человек? - небрежно спросил Вокульский.

Жюмар выпятил нижнюю губу.

- Безумец, нечего и говорить, но еще в мои студенческие годы он был великим химиком. Ну, и что-то он такое изобрел; говорят, у него даже есть какие-то диковинные образцы... Однако... - И Жюмар постучал себя пальцем по лбу.

- Почему вы называете его безумцем?

- А как прикажете назвать человека, который надеется уменьшить удельный вес - не то всех тел, не то одних металлов, я уж не помню хорошенько...

Вокульский попрощался с ним и пошел к себе в номер.

"Что за странный город, - думал он, - где встречаются искатели сокровищ, наемные защитники чести, изысканные дамы, промышляющие тайнами, лакеи, рассуждающие о химии, и химики, пытающиеся уменьшить удельный вес тел!"

Около пяти явился Гейст; он был взволнован и запер за собою дверь на ключ.

- Мсье Сюзэн, - сказал он, - мне очень важно, чтобы мы с вами договорились... Скажите: есть у вас какие-нибудь семейные обязанности жена, дети? Хотя не похоже...

- У меня никого нет.

- И у вас миллион франков?

- Почти.

- Скажите-ка: почему вы помышляете о самоубийстве?

Вокульский вздрогнул.

- Это на меня просто так нашло... На высоте, голова закружилась.

Гейст покачал головой.

- Состояние у тебя, сударь мой, есть, - бормотал он, - за славой, по крайней мере сейчас, ты не гонишься... Тут должна быть замешана женщина! воскликнул он.

- Возможно, - ответил Вокульский, сильно смутившись.