- Нет. Некоторые напрямик заявили, что, если приходится выбирать между отрицанием "законов природы" и обманчивым свидетельством собственных чувств, они предпочитают не доверять своим чувствам. И прибавляли еще, что серьезная проверка подобных шарлатанских штучек может, дескать, привести к потере здравого смысла, а потому они решительно отказываются от опытов.
- И вы не опубликовали свои опыты?
- И не подумаю. Наоборот, умственная инертность моих коллег наилучшим образом гарантирует безопасность тайны; иначе другие подхватили бы мою мысль, рано или поздно открыли бы метод изготовления моих металлов и получили бы то, чего я им дать не хочу...
- А именно? - перебил Вокульский.
- Они получили бы металл легче воздуха, - спокойно произнес Гейст.
Вокульский вздрогнул; с минуту оба молчали.
- Зачем же вам скрывать от людей этот трансцендентальный металл? заговорил наконец Вокульский.
- По многим причинам. Во-первых, я хочу, чтобы материал этот вышел именно из моей лаборатории, пускай бы даже и не я сам его нашел. А во-вторых, нельзя допустить, чтобы такая вещь, которая изменит облик всего мира, стала собственностью современного человечества. И без того слишком много бедствий произошло на земле из-за неосторожных открытий.
- Я вас не понимаю.
- Послушай же. Среди так называемого человечества примерно на десять тысяч волов, баранов, тигров и гадов в человеческом образе едва ли найдется один истинный человек. Так всегда было, даже в каменном веке. И вот на это, с позволения сказать, человечество в течение многих столетий сваливались различные изобретения. Бронза, железо, порох, магнитная игла, книгопечатание, паровые машины, телеграф, электричество - все это без разбора попадало в руки гениев и идиотов, благородных людей и преступников... И к чему это привело? К тому, что глупость и порок, получая все более сильные орудия, множились и становились все могущественнее, вместо того чтобы постепенно вымирать. Я, - продолжал Гейст, - не хочу повторять этой ошибки, и если в конце концов открою металл легче воздуха, то отдам его только настоящим людям. Пусть наконец они получат оружие исключительно в свое распоряжение, пусть их раса множится и крепнет, а звери и чудовища в человеческом образе пусть постепенно гибнут. Если англичане вправе были истребить на своем острове волков, то подлинный человек вправе изгнать с лица земли тигров, загримированных под людей...
"А он все-таки не в своем уме", - подумал Вокульский и сказал вслух:
- Что же мешает вам осуществить эти планы?
- Отсутствие денег и помощников. Для открытия последнего звена нужно провести примерно восемь тысяч опытов, одному человеку на это потребовалось бы лет двадцать. Но четверо могли бы сделать ту же работу за пять-шесть лет...
Вокульский встал и в раздумье прошелся по комнате; Гейст не сводил с него глаз.
- Допустим, - заговорил Вокульский, - что я мог бы дать вам средства и одного... даже двух помощников. Но где же доказательство, что ваши металлы не мистификация, а ваши надежды - не самообман?
- Приди ко мне, осмотри все сам, сделай несколько опытов и убедишься. Другой возможности я не вижу.
- А когда можно прийти?
- Когда хочешь. Только дай мне несколько десятков франков, а то мне не на что купить нужные препараты. Вот мой адрес. - И Гейст протянул Вокульскому грязный листок бумаги.
Вокульский дал ему триста франков. Старик уложил свои образцы в шкатулку, запер ее и, прощаясь, сказал:
- Черкни мне несколько слов накануне прихода. Я почти не выхожу из дому... все стираю пыль с моих реторт.
После ухода гостя Вокульский был как в чаду. Он то глядел на дверь, за которой исчез химик, то на стол, где минуту назад лежали сверхъестественные предметы, то ощупывал свои руки и голову и ходил по комнате, громко стуча каблуками, чтобы убедиться, что он не грезит, а бодрствует.
"Но ведь это было, - твердил он себе, - этот человек действительно показал мне какие-то два вещества: одно тяжелее платины, а другое значительно легче натрия. И даже заявил, что ищет металл легче воздуха!"
- Если во всем этом не кроется какой-то непостижимый обман, - громко сказал он, - то вот она, идея, которой стоит посвятить годы каторжного труда. Я нашел бы не только всепоглощающее занятие и осуществление своих самых смелых юношеских мечтаний, но и цель, прекраснейшую из всех, к каким когда-либо стремился человеческий дух. Вопрос воздухоплавания был бы решен, люди получили бы крылья.
Потом он опять пожимал плечами, разводил руками и бормотал:
- Нет, немыслимо!
Бремя новых истин - или новых заблуждений - так придавило его, что он почувствовал необходимость поделиться с кем-нибудь своими мыслями, хотя бы частью их. Он спустился в приемный зал на втором этаже и вызвал Жюмара.
Он никак не мог придумать, с чего начать этот странный разговор, но Жюмар сам облегчил ему задачу. Едва войдя, он сказал со сдержанной улыбкой:
- Старый Гейст, уходя от вас, был очень оживлен. Что ж, он вас убедил, или вы разгромили его?
- Положим, разговорами никого не убедишь, нужны факты, - возразил Вокульский.
- А были и факты?