- Какой это чудный город, не правда ли? - оживилась она и взглянула ему в глаза. - Что бы там ни говорили, а Париж, даже побежденный Париж, по-прежнему остается столицей мира. На вас он тоже произвел впечатление?
- Очень сильное. Несколько недель, проведенных в Париже, придали мне силу и мужество. Действительно, только там я научился гордиться тем, что работаю.
- Объясните мне это, пожалуйста.
- Очень просто. У нас труд дает скудные результаты: мы бедны, отсталы. А там труд сияет, как солнце! Вспомните эти здания, от крыши до тротуара покрытые украшениями, словно драгоценные шкатулки! А изобилие картин и статуй, а бесчисленное множество машин, а бездна фабричных и ручных изделий! Лишь в Париже я понял, что человек только с виду хрупок и мал. На самом деле это титан, гениальный и бессмертный! Он с одинаковой легкостью ворочает скалы и высекает из камня тончайшие кружевные узоры.
- Да, - подтвердила панна Изабелла, - у французской аристократии было достаточно времени и средств, чтобы создать эти шедевры.
- У аристократии?
Панна Изабелла остановилась.
- Вряд ли вы станете утверждать, что Луврскую галерею создал Конвент или парижские фабриканты?
- Разумеется, нет, но и не вельможи. Это плод совместного творчества французских строителей, каменщиков, плотников, наконец художников и скульпторов всего мира, которые ничего общего не имели с аристократией. Вот великолепная манера - приписывать бездельникам заслуги и труд людей гениальных и вообще всех тех, кто работает!
- Бездельники и аристократия! - воскликнула панна Изабелла. - Мне кажется, ваше выражение можно назвать скорее сильным, чем верным.
- Вы разрешите, сударыня, задать вам один вопрос?
- Пожалуйста.
- Прежде всего беру назад выражение "бездельники", если оно вас задело. А затем... я попрошу вас указать мне хоть одну особу из высшего общества, которая бы что-нибудь делала. Я знаю человек двадцать этого круга, все они знакомы и вам. Итак, что же все они делают, начиная с князя, благороднейшего человека, которого, впрочем, может оправдать его возраст, и кончая... хотя бы паном Старским, чьи вечные каникулы уж никак не соответствуют положению его дел...
- Ах, мой кузен! Уж он-то, наверное, никогда не собирался служить в чем-либо образцом. Впрочем, мы говорим о французской аристократии, а не о нашей.
- А та что делает?
- Как же, пан Вокульский, они сделали многое. Прежде всего они создали Францию, они были ее рыцарями, вождями, министрами, духовными пастырями.
И затем они собрали те сокровища искусства, которыми вы восхищаетесь.
- Лучше скажите: они издавали много приказов и тратили много денег, однако Францию и ее искусство создали не они. Создали ее плохо оплачиваемые солдаты и моряки, задыхавшиеся под гнетом податей крестьяне и ремесленники и, наконец, ученые и художники. Я человек опытный, - поверьте мне: предлагать проекты легче, чем осуществлять их, и тратить деньги легче, чем зарабатывать.
- Да вы непримиримый враг аристократии!
- Нет, сударыня, я не враждую с теми, кто мне ни в чем не мешает. Я только считаю, что аристократы незаслуженно занимают привилегированное положение и, желая его удержать, проповедуют в обществе презрение к труду и почтение к безделью и роскоши.
- Вы предубеждены против аристократии, а между тем эти бездельники, как вы их называете, играют важную роль в жизни общества. То, что вы называете роскошью, по существу является лишь удобством, удовольствием, известным лоском, который стараются перенять у аристократов низшие сословия и таким образом тоже приобщиться к цивилизации. Я слыхала от весьма либеральных людей, что в каждом обществе должен быть класс, поощряющий развитие науки и искусства, а также утонченные нравы, - во-первых, затем, чтобы служить живым примером для остальных, и во-вторых, чтоб побуждать их к благородным поступкам. Потому-то в Англии и Франции человек простого происхождения, разбогатев, прежде всего ставит свой дом на широкую ногу и принимает у себя людей из высшего общества, а затем старается вести себя так, чтобы и его принимали.
Лицо Вокульского залил яркий румянец. Панна Изабелла, не глядя на него, заметила это и продолжала:
- Наконец, то, что вы называете аристократией, а я назвала бы высшим классом, - это люди хорошей породы. Возможно, что некоторые из них слишком много бездельничают; но если уж кто из их среды возьмется за какое-либо дело, то сразу отличится - энергией, умом или хотя бы благородством. Позвольте мне привести слова, которые часто повторяет князь: "Не будь Вокульский истинным дворянином, не был бы он сейчас тем, чем стал..."
- Князь ошибается, - сухо возразил Вокульский. - То, чего я достиг и чему научился, дало мне не дворянское происхождение, а тяжелый труд. Я больше других работал, вот и стал богаче других.