Кукла

- Весьма, весьма, - подтвердил Вирский. - Накажи меня бог, если при этих сорвиголовах можно было держать молодую кухарку дольше восьми месяцев. Поверьте, пан Жецкий! Они втроем могли бы заполнить все воспитательные дома... Видно, их там в университете тому только и обучают. В мои времена, бывало, если помещик, имея молодого сына, откупался за год тремя, ну четырьмя коровами... фью-фью!.. приходский ксендз уже был в обиде, что ему портят овечек. А эти, сударь мой!..

- Вы собирались рассказать о баронессе, - напомнил я, потому что не люблю, когда в седую голову лезет всякий вздор.

- Именно... Так вот... Самый отчаянный из них - Паткевич, тот, что прикидывается мертвецом. Только, бывало, стемнеет, как эта дохлятина вылезает на лестницу, и такой, скажу я вам, визг подымался, словно там бегало целое стадо крыс.

- Ведь вы хотели о баронессе...

- Именно... Так вот, уважаемый... Но и Малесский лицом в грязь не ударит!.. Так вот, как вам известно, баронесса добилась в суде решения, в силу которого студенты должны были съехать с квартиры восьмого числа. Дни идут, а они и в ус себе не дуют... Восьмое, девятое, десятое... Они ни с места, а у госпожи баронессы со злости печенка пухнет. Наконец она, посоветовавшись с Марушевичем и со своим, с позволения сказать, адвокатом, пятнадцатого февраля натравливает на них судебного пристава и полицию.

Лезут они, значит, пристав и полиция, на четвертый этаж - стук-стук! Дверь заперта, но изнутри спрашивают: "Кто там?" - "Именем закона, откройте!" - говорит пристав. "Закон законом, - отвечают изнутри, - да у нас нет ключа. Кто-то нас запер, наверное баронесса". - "Вы с властями шуток не шутите, - говорит пристав, - знаете ведь, что обязаны освободить помещение". - "Конечно, - отвечают изнутри, - да только через замочную скважину не выйдешь. Разве что..."

Пристав, ясное дело, посылает дворника за слесарем и ждет с полицейскими на лестнице. Через полчасика является слесарь; простой замок отпирает отмычкой, но с английским никак не сладит. Крутит, вертит - ни с места... Бежит наш слесарь за инструментом и опять исчезает на добрых полчаса, а тем временем во дворе собирается толпа, гам, крик, и в третьем этаже госпожа баронесса закатывает отчаянную истерику.

Пристав все дожидается на лестнице, как вдруг подлетает к нему Марушевич. "Любезный! - кричит. - Поглядите-ка, что они вытворяют!.." Пристав выбегает во двор и видит следующую сцену.

Окно в четвертом этаже раскрыто настежь (в феврале-то месяце), а из окна летят во двор тюфяки, одеяла, книжки, черепа и все прочее. Немного погодя спускается на веревке сундук, а за ним - кровать.

"Ну, что же вы молчите?" - кричит Марушевич. "Надо составить протокол, - говорит пристав. - Хотя... они ведь съезжают с квартиры, так, может, не стоит им препятствовать?"

Вдруг - новый фортель. В раскрытом окне четвертого этажа появляется стул, на стуле Паткевич, два молодчика толкают его - и... Паткевич мой вместе со стулом едет на веревках вниз!.. Тут уж пристав схватился за сердце, а один из полицейских перекрестился.

"Свернет себе шею! - переговариваются бабы. - Иисусе, Мария! Спасите его душу!.." Слабонервный Марушевич убегает к пани Кшешовской, а тем временем стульчик с Паткевичем задерживается у третьего этажа, как раз перед окном баронессы.

"Прекратите же, господа, эти шутки!" - кричит пристав товарищам Паткевича.

"Легко сказать, а у нас веревка оборвалась..." - отвечают они.

"Спасайся, Паткевич!" - кричит сверху Малесский. Во дворе суматоха. Бабы (а из них не одна волновалась за здоровье Паткевича) поднимают вой, полицейские столбенеют, а пристав совсем теряет голову.

"Станьте на карниз! Стучите в окно!" - кричит он Паткевичу.

Моему Паткевичу незачем было это повторять дважды. Он так начал стучаться к баронессе в окно, что сам Марушевич не только форточку открыл, но даже собственноручно втащил парня в комнату.

Баронесса и та растревожилась и говорит Паткевичу:

"Господи боже мой! И зачем вы такие фокусы выкидываете?"

"Иначе я не имел бы удовольствия попрощаться с вами, уважаемая", отвечает Паткевич и показывает ей такого покойничка, что женщина валится на пол и кричит:

"Некому за меня заступиться!.. Нет уже мужчин!.. Мужчину!.. Мужчину!.."

Она орала так, что было слышно во дворе, а пристав - тот так даже превратно истолковал ее вопли и сказал полицейским:

"Вот ведь какой недуг одолел бедную женщину! Да и что тут мудреного, если она уже два года живет врозь с мужем".

Паткевич, будучи медиком, пощупал пульс у баронессы, велел дать ей валериановых капель и преспокойно удалился. Между тем слесарь принялся отбивать английский замок. Когда он закончил работу, порядком искромсав дверь, Малесский вдруг вспомнил, что оба ключа - и от простого и от английского замка - лежат у него в кармане.

Не успела баронесса прийти в себя, как пресловутый адвокат принялся ее подзуживать, чтобы она подала в суд на Паткевича и Малесского. Но ей уже так осточертело судиться, что, обругав своего советчика, она только поклялась отныне не пускать в дом ни одного студента, хоть бы квартира век пустовала.