Кукла

- Вчера утром. Но мне пришлось дважды побывать в банке, заехать в магазины, навести дома порядок. Сейчас при мне Охоцкий... пока не найдется кто-нибудь поинтереснее. Не уступишь ли ты мне из своей свиты... выразительно прибавила она.

- Откуда у тебя такие сведения! - сказала панна Изабелла, краснея.

- Они дошли до меня даже в захолустье. Старский рассказывал, и не без ревности, что в этом году, как, впрочем, и всегда, ты была царицей балов. Говорят, Шастальский совсем голову потерял.

- Как и оба его столь же скучных приятеля, - с улыбкой отвечала панна Изабелла. - Каждый вечер все трое в меня влюблялись и по очереди признавались мне в своих чуствах с таким расчетом, чтобы не мешать друг другу, а потом все трое делились друг с другом своими сердечными тайнами. Эти господа все делают сообща.

- А ты как на это смотришь?

Панна Изабелла пожала плечами.

- Что же тут спрашивать!

- Я слышала также, - продолжала Вонсовская, - что Вокульский объяснился...

Панна Изабелла принялась теребить бант на своем платье.

- Так уж сразу и объяснился... Он объясняется всякий раз, когда меня видит: и глядя на меня и не глядя, и говоря и не говоря... как все они...

- А ты?

- Пока что провожу свою программу.

- Можно узнать какую?

- Разумеется; я даже предпочитаю не делать из этого тайну. Прежде всего еще у председательши... Кстати, как она себя чувствует?

- Очень плохо. Старский уже почти не выходит из ее комнаты, и нотариус ездит ежедневно, только, кажется, напрасно... Итак, что же с программой?

- Еще в Заславеке, - продолжала панна Изабелла, - я намекнула о продаже магазина (тут она сильно покраснела), и он будет продан самое позднее в июне.

- Отлично. Что ж дальше?

- Затем я не знаю, как быть с этим торговым обществом. Он, разумеется, готов немедленно с ним покончить, но я еще сама колеблюсь. Участвуя в нем, можно иметь около девяноста тысяч рублей в год, без него - всего тридцать тысяч; тут, сама понимаешь, есть о чем призадуматься.

- Я вижу, ты начинаешь разбираться в цифрах.

Панна Изабелла брезгливо махнула рукой.

- Ах, видно, я никогда не научусь в них разбираться. Но и он мне об этом толкует понемножку... и отец, да и тетка.

- И ты так прямо и говоришь с ним?

- О нет... Но если спрашивать о некоторых вещах не подобает, приучаешься вести беседу так, чтобы нам и без вопросов все выкладывали. Неужели ты не понимаешь?

- Ясно. Ну, а дальше? - с оттенком нетерпения в голосе допытывалась Вонсовская.

- Последнее условие - чисто морального свойства. Как я узнала, у него нет никакой родни, что является его величайшим достоинством, а я оговорила, что сохраню все мои прежние знакомства...

- И он безропотно согласился?

Панна Изабелла немного высокомерно посмотрела на приятельницу.

- Ты в этом сомневалась?

- Ни минуты. Значит, Старский, Шастальский...

- Да, да, Старский, Шастальский, князь Мальборг... словом - все, кого мне вздумается выбрать сейчас и в будущем. Как же иначе?

- Совершенно правильно. А ты не боишься сцен ревности?

Панна Изабелла расхохоталась.

- Я - и сцены!.. Ревность - и Вокульский!.. Ха-ха-ха!.. Нет в мире человека, который бы осмелился устроить мне сцену, а тем более он. Ты понятия не имеешь о его беззаветном обожании. Его доверие, доходящее до полного отречения от собственной личности, - право, это как-то даже обезоруживает меня... кто знает, не привяжет ли меня к нему хотя бы одно это...

Вонсовская чуть заметно прикусила губу.

- Вы будете очень счастливы, во всяком случае... ты, - сказала она, подавляя вздох. - Хотя...

- Ты видишь какое-то "хотя"? - спросила панна Изабелла с неподдельным изумлением.

- Я тебе кое-что скажу, - начала Вонсовская необычным для нее сдержанным тоном. - Председательша очень любит Вокульского, по-видимому очень хорошо его знает, хотя и непонятно откуда, и часто со мной беседовала о нем. И знаешь, что она однажды сказала?

- Любопытно, - отозвалась панна Изабелла, все больше удивляясь.

- "Боюсь, - сказала она, - что Белла совсем не понимает Вокульского, кажется мне, она с ним играет, а с ним играть нельзя. И еще мне кажется, что она оценит его слишком поздно".

- Это сказала председательша? - холодно спросила панна Изабелла.

- Да. Скажу уж тебе все. Речь свою она закончила словами, которые поразили меня и взволновали: "Ты, Казя, припомнишь мои слова позже, когда они сбудутся, ведь умирающие прозорливы..."

- Неужели председательше так худо?

- Во всяком случае, нехорошо, - сухо закончила Вонсовская, чуствуя, что разговор больше не клеится.

Последовала пауза, которую, к счастью, прервало появление Охоцкого. Вонсовская весьма сердечно попрощалась с приятельницей и, бросив игривый взгляд на своего спутника, заявила:

- Ну, а теперь едем ко мне обедать.

Охоцкий состроил независимую мину, которая должна была означать, что он не поедет с Вонсовской. Тем не менее, насупясь еще сильней, он взял шляпу и вышел вслед за нею.

Сев в экипаж, Охоцкий отвернулся от своей соседки и, глядя на улицу, заговорил:

- Скорей бы уж Белла решила насчет Вокульского в ту или другую сторону.