Кукловоды. Дверь в Лето

Операция «Ответный удар» провалилась так, как не проваливалась никакая другая в военной истории. Согласно красиво разработанному плану, десант должен был высадиться ровно в полночь одновременно в девяти тысячах шестистах точках, в перечень которых входили редакции газет, диспетчерские транспортные службы, ретрансляционные станции и прочие важные учреждения. Ударные отряды были укомплектованы элитой воздушного десанта, в основном ветеранами в звании сержантов, с ними шел технический персонал, который должен был наладить связь с захваченными пунктами.

После чего все местные станции должны были передать обращение президента. Предполагалось, что на отвоеванных у врага территориях сразу же вступит в силу режим «Голая спина».

И все. Война закончена, остаются локальные зачистки.

Вы когда-нибудь видели, как птица расшибается, налетая на оконное стекло? Птица не дура, просто у нее нет всей необходимой информации.

* * *

В двадцать пять минут после полуночи начали поступать первые доклады о том, что такие-то и такие-то пункты захвачены. Чуть позже пошли просьбы о подкреплении с других точек. К часу ночи были высланы последние резервные подразделения, но в Вашингтоне по-прежнему считали, что операция развивается успешно – настолько успешно, что в некоторых случаях командиры соединений сами вылетали в районы боевых действий и докладывали с мест.

Больше о них никто ничего не слышал.

Красная зона проглотила ударную группировку, словно ее и не было. Одиннадцать с лишним тысяч боевых машин, более ста шестидесяти тысяч десантников и техников, семьдесят один старший офицер – стоит ли продолжать? Соединенные Штаты потерпели самое страшное со времен Пёрл-Харбора поражение. Не в количественном отношении, поскольку у нас не разбомбили ни один город. Нас переиграли в качественном плане.

Поймите, я не собираюсь критиковать Мартинеса, Рекстона, Генеральный штаб или тех бедолаг-десантников. Операцию тщательно спланировали исходя из того, что представлялось истинным положением вещей, а ситуация требовала быстрых, решительных действий с привлечением лучших средств, какими мы располагали. Если бы Рекстон не послал туда отборные части, он бы угодил под трибунал: республика была в опасности, и у него хватало ума это осознавать.

Но он не знал о семи обезьянах.

Наверно, только после рассвета до Мартинеса и Рекстона наконец дошло, что победные рапорты сфабрикованы их же людьми. Нашими людьми, но уже захваченными в рабство и участвующими в маскараде. После моего доклада, который опоздал больше чем на час и уже не мог остановить операцию, Старик пытался убедить их не посылать в красную зону подкрепления, но командование несколько ошалело от успехов и хотело поскорее добиться чистой победы.

Старик просил президента, чтобы тот настоял на визуальных проверках, однако связь с операционными группами поддерживалась через орбитальную станцию «Альфа», и каналов для видеоинформации не хватало.

– Успокойтесь, – говорил Рекстон, – они прекрасно знают, с чем им предстоит столкнуться. Как только местные релейные телестанции окажутся в наших руках, наши парни подключатся к наземной трансляционной сети и у вас будет столько видеоподтверждений, сколько вы захотите.

Когда Старик заметил, что к тому времени будет уже поздно, Рекстон не выдержал:

– Черт бы вас побрал! Я не могу остановить солдат посреди боя, чтобы заснять их голые спины! Вы что, хотите, чтобы тысяча человек рисковала жизнью только для того, чтобы у вас перестали трястись поджилки?

Президент его поддержал.

* * *

К утру они получили свои «видеоподтверждения». Станции стерео на Центральных равнинах гнали в эфир все те же заезженные передачи: «Мэри Солнышко желает вам доброго утра», «Завтрак с Браунами» и прочее барахло. Ни одна станция не передала обращения президента, и ни одна станция не признала, что вообще что-то произошло. К четырем утра доклады десантных подразделений вообще перестали поступать, а лихорадочные попытки Рекстона связаться с ними ни к чему не привели. Ударная группировка «Освобождение» просто прекратила свое существование. Spurlos versenkt.[21]

Я узнал об этом не от Старика, а от Мэри. Она была маленькой тенью президента, следовала за ним повсюду, и у нее было место в первом ряду. Со Стариком я увиделся только на следующий день в одиннадцать утра. Он выслушал мой доклад, ни разу не перебив, и даже не наорал на меня – отчего я почувствовал себя еще хуже.

Он собирался уже отпустить меня, но я спросил:

– Как насчет моего пленного? Он подтвердил мои выводы?

– А, этот… По последнему отчету, все еще без сознания. Врачи полагают, что он не выживет. Психотехники ничего из него не вытащили.

– Я бы хотел его увидеть.

– Займись лучше своими делами.

– А что, у тебя есть для меня какое-то дело?

– Не сейчас. Думаю, тебе нужно… Нет, лучше вот что: сгоняй в зоопарк. Там тебе кое-что покажут, и ты сразу увидишь в новом свете все, что узнал в Канзас-Сити.

– В смысле?

– Найди доктора Гораса, заместителя директора. Скажешь, что ты от меня.