Нет, улыбнулась, словно ее насмешили. Потом вдруг этак поманила, будто спрашивая, не угодно ль гостям пройти в дом. Как хозяйская дочь, что предлагает в гостиной дождаться возвращенья родителей.
В:
Ничего дурного и злого в ней не подметила?
О:
Перед Джонсом я оговорила ее, прости меня Господи. Да, повадка и платье ее казались чудными, но во всем прочем она была простодушной красавицей, кто не знаком с английскими обычаями, но свободен и естественен, как ни одна англичанка.
В:
Что дальше?
О:
Значит, пригласила и пошла прочь — беззаботно, словно гуляя по собственному саду. Сорвала и понюхала цветочек, будто нас тут и нет. Мы поднялись на взгорок и увидали пещеру. Заметив нас, дама указала на пруд — мол, ждите там — и скрылась в темном зеве входа.
В:
Тропа, коей вы поднимались, утоптанная?
О:
Нет, еле видная.
В:
Ты не спросила, кто сия особа?
О:
Конечно, только его сиятельство ответил: «Надеюсь, твой будущий друг». Больше ничего.
В:
Продолжай.
О:
Мы подошли к пруду, возле коего торчал камень. Его сиятельство держался особняком, я ж ополоснула лицо и напилась, а то под палящим солнцем вся ужарела.
В:
Слушай, голуба, может, в дороге тебе напекло голову? Не обвиняю во лжи, но, сдается разум твой слегка помутился и ты видела то, что представило воспаленное воображение.
О:
Нет, ничего подобного.
В:
Да разве ж слыхано, чтоб женщина, да еще леди-иноземка, в одиночку разгуливала в этаком месте? Такого быть не может.
О:
Рассудишь, как доскажу.
В:
Ну так выкладывай!
О:
Его сиятельство подошел ко мне и говорит: «Час пробил, Фанни. Хранители ждут». А у меня сердце-то уж ныло, мол, чего-то неладное творится. Не глянулась мне пещерная пасть, черневшая среди зелени. Какой там целебный источник — врата ада! Боязно мне, говорю. А его сиятельство отвечает: «Поздно уж бояться». «Верно ль, никакой беды не выйдет?» — спрашиваю. «Выйдет, ежели ослушаешься», — говорит он. Я допытываюсь об хранителях, но его сиятельство озлился: все, говорит, будет! Хвать за руку, тащит к Дику, да еще нахлобучивает на меня майский венок. Дик ведет к пещере, его сиятельство ступает следом, но мне с перепугу кажется, будто бы он отрезает путь к бегству. И тут накатила паника: Господи, думаю, угодила я в лапы к дьяволам в людском обличье, воды те — адова смола кипящая, где во веки вечные пребывают грешники, а хранитель тот — Сатана. Меня всю прям ожгло, вот тогда бухнулась я в ноженьки его сиятельству и взмолилась открыть правду. Да, говорю, грешна, но не больше же прочих, смилуйтесь, говорю… еще чего-то несла, сама уж не помню. Он обругал меня дурой: мол, ежели там ад, чего бояться-то? Дескать, за верную службу дьяволу меня встретят с распростертыми объятьями. Ты бы, говорит, лучше страшилась кары небесной. Вздернул меня на ноги и подтолкнул к пещере.
В:
Шпагой угрожали?
О:
Нет, хоть ее обнажил. Он не гневался, а скорее досадовал, что я так заблуждаюсь в его затее.
В:
Погоди-ка. Почему его сиятельство решили, что пора идти в пещеру? Был какой-то знак от серебристой дамы иль слуги?
О:
Не ведаю. На пещеру я не смотрела, вся была в своих мыслях и страхах.
В:
Перед входом кострища не приметила?
О:
Ой, да! Забыла сказать.
В:
Каким оно показалось?
О:
Вроде как тут недавно разводили большой костер. Круглая проплешина, а вот золы не осталось.
В:
Ладно. Поехали дальше.
О:
Со свету ж ничего не видать, лишь тени пляшут перед глазами, ну я и шла, куда Дик тянул. Потом вдруг свернули налево…
В:
Чего замолчала?
О:
Куколка…
В:
Что?
О:
Оно плавало в воздухе, точно огромная снежинка.
В:
Что — оно?
О:
Нечто, похожее на громадную разбухшую куколку, что уставилась большим ярким оком. От ужаса кровь стыла в жилах, и, наверное, я вскрикнула, сама того не сознавая. Его сиятельство ухватил меня за другую руку и принудил стать на колени.
В:
Тебя одну?
О:
Нет, все опустились, как в храме и на тропе.
В:
Ну-ка поведай про ту куколку. Как она выглядела?
О:
Светлая, только не сама по себе, а будто в дощатой иль оловянной облицовке. Величиной как три кареты цугом. В головах большое око, на боках другие, поменьше, заставленные зеленоватым стеклышком. Внизу четыре черные как смоль отдушины.
В:
Как насчет пасти и зубов?
О:
Не имелось, как сперва и ног, лишь черные дыры на брюхе.
В:
Коль сия штука не лежала на земле, то на чем же держалась? На веревках, укосинах?
О:
Ни на чем.
В:
И высоко ль висела?
О:
На высоте в два человеческих роста, а то и больше. Было не до того, чтоб прикидывать.
В:
Почему называешь ее куколкой?
О:
Потому что сперва за куколку и приняла — верх-низ, толстая и цветом схожа.
В:
Она шевелилась?
О:
Сначала — нет, парила себе, точно воздушный змей без веревки. Зависла, как пустельга, только что крыльями не трепетала.
В:
Велика ль в охвате?
О:
В два человеческих роста, не меньше.
В:
Десять — двенадцать футов?
О:
Да.
В:
И длиною в три кареты? Чушь собачья! Надо ж придумать! Как же твоя штуковина в пещеру-то попала, ежели ей в зев не пролезть и в проходе не развернуться?