Рассказ мой кажется лукавством. Но лишь кажется. Я говорю об том, что видела, хоть сама не понимаю, как оно так вышло.
В:
Прибереги свои побасенки для кого другого! Дрянь паршивая! Надо ж, какие петли мечет: должен вникнуть, не наломай дров!
О:
Я говорю правду. Заклинаю, поверь!
В:
Может, зельем тебя сморило, отчего и мерещилась всякая белиберда?
О:
Сонливости я не чуяла. Мы будто и впрямь летели над городом. Было много всякого, я расскажу. Но, знаешь, чудо чудом, а в оконца-то я видела, что из пещеры мы никуда не делись.
В:
Велико ль то окно, в какое виделся город?
О:
Фута три на четыре, растянутое в длину.
В:
Так говоришь, машина ваша оставалась в пещере?
О:
Да.
В:
Тебя заворожили иль опоили. Либо и то и другое.
О:
Может быть, но еще и перенесли. В то окно все виделось иначе, нежели сквозь обычное стекло. Будто кто-то повелевал: глянь издали, а теперь с близи, смотри с энтого боку, а теперь с другого. Я чуть не окосела, стараясь увидеть, что там в стороне, иль еще раз взглянуть на то, что проехали. Нетушки: смотри лишь то, что видит окно.
В:
Окно не умеет видеть, голуба. Ты была не в себе. А что за город-то?
О:
Неземной красоты, об таких я слыхом не слыхивала. Все дома бело-золотые, сплошь парки и скверы, дивные прошпекты и аллеи, рощи и сады, ручьи и пруды. Больше смахивало на богатое предместье. Но главное — там царил покой.
В:
Как же с этакой вышины сады-то разглядела?
О:
Деревца рядами увидала и смекнула. И повсюду широкие, будто золотом вымощенные дороги, по коим гуляют люди и разъезжают сверкающие экипажи. Без лошадей, однако ж едут.
В:
Как так?
О:
Не ведаю. На золоченых улицах пешеходы тоже ногами не перебирали, но двигались, потому как тротуары под ними сами собою ехали. Ходить-то тамошние люди умеют: мы пролетали над лугом, где девушки водили хороводы, а мужчины плясали, выстроившись в ряд. Видали и других, кто ходит не хуже нашего.
В:
Какого рода пляски?
О:
Казалось, все танцуют под припевки: девушки плавно взмахивали руками, будто мели пол, и обращали к небу счастливые лица, а мужчины энергично изображали сеятелей и косарей. В том краю воистину боготворили духовную чистоту, ибо многие взаправдашними вениками подметали золоченые дороги и тротуары, будто в знак того, что всякая грязь им нестерпима. Иные стирали в ручьях. В танцах прославлялись Божьи щедроты. Наверняка жилища содержались в том же идеальном порядке, что рощи и сады.
В:
Обликом те люди с нами схожи?
О:
Они всяких наций: белые, оливковые, желтые, смуглые и черные как ночь. С вышины толком не разглядишь. Будто смотришь с высоченной шагающей башни.
В:
А какая одежда?
О:
Все, мужчины и женщины, были в серебристых портах и рубахах, как три наши дамы. Мы так быстро летели, что я не успевала хорошенько рассмотреть — одни мелькнут и пропали, а ты уж видишь иных.
В:
Черные дикари были наги?
О:
Нет.
В:
Храмы видела?
О:
Нет.
В:
Что, никаких знаков Господа и Его веры?
О:
Знаки были во всем, но не те, что нам привычны, вроде церкви, священников и прочего.
Ничего этакого, но лишь большие строенья, где, похоже, все жили скопом, не делясь на сословья. Ни оград, ни заборов, ни вонючих трущоб. Каждый дом — будто ферма в окруженье лугов. Все зелено и залито солнцем. Прямо вечный июнь. Отныне я так и называю тот край обетованный.
В:
Как называешь, голуба?
О:
Вечный Июнь.
В:
Ага, иль Воздушные Замки. Из чего сложены те дома — камня иль кирпича? Чем крыты — соломой иль сланцем?
О:
С нашими они вовсе не схожи. Стены их белы и гладки, словно нутро морской раковины, двери и крыши золотые. Все дома разного вида: одни будто огромные шатры, другие с чудной крышей, где разбит сад, третьи круглы, точно головка сыра, и еще всякие прочие.
В:
С чего ты решила, что двери, крыши и дороги золотые?
О:
Не знаю, так показалось. Еще разглядела, что в тех больших домах люди обитали не семьями, как у нас заведено, а порознь: в одних только мужчины, в других женщины. Такое разделенье было заметно во всем. На лужайке большое собранье внимало оратору, но женщины сидели полевую руку, а мужчины по правую, будто им было предписано везде и всюду сторониться друг друга.
В:
Ужель не приметила кавалера с дамой, супружескую иль влюбленную пару?
О:
Ни единой. В Вечном Июне подобное не заведено.
В:
Как же так? Все монашествуют, что ль? Детишек-то видела?
О:
Тамошние дети не плод чресл. В Вечном Июне нет плотского греха, иначе не было б города.
В:
Кто-нибудь работал?
О:
Лишь ради удовольствия в садах иль на лугах.
В:
Имелись там лавки, лотошники, рынки?
О:
Нет. А также ни мастерских, ни фабрик.
В:
Видала ль солдат иль кого-нибудь с оружьем?
О:
Все безоружны.
В:
Такого быть не может, голуба.
О:
Сие невероятно для нашего мира.
В:
А что твоя дама, пока тебя носило по воздусям?
О:
Сидела рядом и держала меня в объятьях; глядючи, я преклонила голову на ее плечо.
В:
Теплое, плечо-то?
О:
Да, как я сама.
В:
Ну и что скажешь об сем фантасмагорическом граде, явившемся тебе в бреду?