Куколка

Впрочем, его совершенно не интересовали те чувства, которые вызвало бы его внезапное появление у Лизы и её братьев или ещё кого бы то ни было, кто, возможно, обитал в этом доме. Он ведь действительно не в гости к ним заявился. Он пришёл, чтобы убить их! Об этом, когда он под воздействием временами накатывавших на него и сбивавших его с толку беспорядочных, горячечных мыслей забывал о своём намерении, напоминал ему нож, потеплевшую рукоятку которого он судорожно стискивал в горячей влажной ладони. А ещё более убедительно и властно – продолжавший звучать в его голове призывный голос покойного друга, иногда перекрывавшийся другим голосом, незнакомым, таинственным, долетавшим словно из бесконечной мглистой дали. И оба они, почти в унисон, настойчиво и непреклонно приказывали ему убить.

И под влиянием всего этого разом – и этих потусторонних голосов, нашёптывавших ему на ухо то, что он обязан был сделать, и всего пережитого и перенесённого за этот день, явственные следы чего он нёс на своём израненном теле, и ещё чего-то, неуловимого, неощутимого, что он и определить не мог как следует, но что жило в нём, заявляло о себе и, как и всё остальное, упорно подталкивало его к действию, – он, словно оставив за порогом все свои сомнения и колебания, неторопливо, но неуклонно продвигался вперёд. Миновав прихожую, в которой он так и не сумел разглядеть ничего, кроме размытых, едва угадывавшихся контуров предметов, он оказался в длинном коридоре, тоже объятом сумраком, но уже не таким плотным. Он чуть рассеивался в двух местах: в конце коридора, где пробивался свет из-за приоткрытой там двери, и прямо напротив Дениса, где мутный, рассеянный полусвет сквозил в узкую щёлочку из-за запертой двери, ведшей в ярко освещённую комнату, вероятно, гостиную.

Из-за двери, помимо тонких лоскутков света, доносились голоса, которые Денис немедленно узнал. Тут был и звонкий, щебечущий Лизин голосок, и густой, размеренный говор Толяна, и сбивчивая сиплая болтовня Валеры. Вполне можно было расслышать разговор, который вели эти трое, так как им и в голову не могло прийти, что кто-нибудь может подслушивать их в собственном доме, и они говорили довольно громко, не считая нужным приглушать голоса. Однако Денису неинтересна была их беседа. Он знал об этих людях достаточно, более чем, и новые, подслушанные сведения уже ничего не прибавили бы к этому знанию. А потому он лишь вскользь, краем уха послушал несколько минут их бурную дискуссию, – они обсуждали детали готовившегося бегства, настоятельная необходимость которого диктовалась незапланированным убийством полицейских, что, естественно, грозило всем троим самыми печальными последствиями.

Послушал и, нервно передёрнув плечами, по-прежнему осторожно, неспешно, тщательно рассчитывая каждый шаг, каждый жест, двинулся дальше по коридору. Он рассчитывал найти тёмный укромный уголок, которых в таком большом доме наверняка было немало, где он мог бы затаиться и, выждав удобный момент, нанести внезапный удар. А ещё вернее – он вообще ничего не рассчитывал и мало о чём думал в этот момент. В голове стоял туман, мутная колышущаяся дымка, в глубине которой бродили, как зыбкие тени, редкие невнятные мысли, не в силах оформиться во что-то более чёткое и конкретное. Порой эта серая, затмевавшая разум и чувства пелена прорывалась, и его охватывал панический, липкий ужас. Он недоумённо вопрошал себя: зачем он пришёл сюда? Что ему тут понадобилось? Что он делает в этом гнезде мучителей и душегубов, откуда нужно бежать сломя голову, пока не стало слишком поздно?

Но эти правильные, продиктованные здравым смыслом и чувством самосохранения вопросы оставались без ответов. Его вспыхнувший было на миг разум опять отключался, заволакивался дымом и погружался в забытьё. И снова в его мозгу начинали звучать упрямые, подавлявшие его волю голоса, призывавшие его к убийству, требовавшие от него крови. И ему и в голову не приходило противоречить, он без сопротивления подчинялся им и, сжимая в руке нож, шёл вперёд. Бездумно, сам не зная куда и зачем, очень смутно представляя, что он будет делать дальше, как нужно действовать в такой более чем нестандартной ситуации.

Так он достиг конца коридора, где мрак рассеивался благодаря проникавшему из-за приоткрытой сбоку двери свету. Он озарял ещё две двери, которыми, собственно, и оканчивался коридор; судя по всему, это были ванная и туалет. Чуть в стороне, в широком углублении, виднелись нижние ступеньки лестницы, очевидно ведшей на второй этаж; остальные ступеньки терялись в сгущавшейся вверху темноте.

Всё это Денис оглядел цепким, запоминающим взором, как боец, тщательно изучающий местность, где ему придётся дать врагу решительный бой, от которого зависит его жизнь. В данном случае дело обстояло именно так. Сунувшись сюда, он отрезал себе все пути к отступлению. Он знал, куда и на что шёл. На карту было поставлено всё, малейший промах, неверный шаг могли стать роковыми. Права на ошибку у него не было. Никто не дал бы ему исправить её. А потому нужно было действовать наверняка.