Куколка

– Здорово, маман! Как жизнь молодая? Всё сидишь в своей конуре?.. А на дворе уже лето. Погода благодать!.. Надо бы вытащить тебя наружу, чтоб ты хоть воздухом свежим подышала, проветрила свои трухлявые кости. А то совсем плесенью покроешься, сидючи тут безвылазно. Вон серая какая, сморщенная. Прям бледная поганка!

И, довольный своей убогой остротой, он весело расхохотался, раскачиваясь из стороны в сторону и потряхивая головой. По его развязной манере держать себя и чуть замедленному, нетвёрдому выговору Денис догадался, что за то недолгое время, что он не видел Валеру, тот успел хлебнуть чего-то горячительного, лишним подтверждением чего стал разнёсшийся вокруг кисловатый запах спиртного.

Далее Валера, по-видимому немного удивлённый чем-то, чуть изменившимся тоном, но по-прежнему с пьяным азартом проговорил:

– Ну, и чего ты глазёнки вылупила, будто привидение увидала? Чё мордочку перекривила? Сына родного, что ль, не узнаёшь уже?

Денис напрягся и крепко, до боли в кулаке, стиснул рукоять ножа. Он понял, что парализованная старуха пытается, насколько это было в её силах, привлечь внимание сына, подать ему знак, дать знать, что в дом проник чужак, что им всем угрожает опасность.

Но, на его счастье, Валера, и без того не слишком сообразительный, а сейчас ещё и поддатый, ничего не понял, счёл странную мимику и слабые телодвижения родительницы чудачествами больной и, пренебрежительно махнув рукой, направился к туалету, бормоча себе под нос:

– Да ну тебя! Совсем сбрендила старая. И жалко – мамашка ж вроде, – и ничё сделать нельзя… Ох, грехи наши тяжкие, грехи наши тяжкие…

Щёлкнув на ходу выключателем, он открыл дверь в туалет и вошёл в небольшое помещение, в центре которого высился белоснежный унитаз. Громко зевнул, пробурчал что-то нечленораздельное и приспустил трусы. В углубление унитаза ударила мощная журчащая струя.

Денис понял, что настал момент, которого он ждал. Так долго отворачивавшаяся от него удача, похоже, вдруг стала благоволить ему. Более удобного случая и представить себе было трудно. Враг не уразумел и не придал значения предостерегающим знакам, которые старалась подать ему мать. Он прошёл мимо, не заметив притаившегося в тёмном углу, в нескольких шагах от него, противника. Он был расслаблен, беспечен, да к тому же слегка – а может, и не слегка – пьян. А главное, он ни о чём не подозревал. Он считал, что в собственном доме он в полной безопасности, здесь ему никто и ничего не может угрожать. Здесь он хозяин.

Денис, по-прежнему напрягшийся, едва сдерживая дыхание, приподнялся с корточек и сделал шаг вперёд. Но тут же остановился. Его вдруг охватило сомнение. Валера был слишком крепок. Одолеть его, даже напав на него сзади с ножом, представлялось маловероятным. Тем более ему, ослабленному, еле стоявшему на ногах, потерявшему много крови, продолжавшей сочиться по капле из его обнажённых ран. Не безумие, не самоубийство ли, находясь в таком плачевном состоянии, вступать в противоборство с рослым широкоплечим здоровяком, казалось, сплошь состоящим из мышц? Не стряхнёт ли его Валера с себя, как котёнка, и не удавит ли здесь же своими могучими мускулистыми ручищами, силу которых Денис уже имел случай испытать на себе?

Но как только им овладели эти робкие, малодушные мысли, едва не заставившие его отступить, в голове почти сразу же вновь зазвучал голос, призывавший убивать. На этот раз ещё более резкий, суровый, безапелляционный. Не допускавший возможности неподчинения. Настойчиво, неумолимо требовавший от него мести и крови.

И он подчинился. И, одолев минутную слабость, сделал ещё шаг вперёд, выйдя из тени и ступив на освещённое пространство. Теперь отступать уже точно было поздно: Валера в любой миг мог увидеть его.

Но тот пока ничего не видел. Он был слишком увлечён процессом мочеиспускания, несколько затянувшимся ввиду того, что Валера сегодня был настолько занят, что долгое время не мог выкроить минутки для удовлетворения естественных потребностей. И вот только теперь, уже ночью, такая возможность наконец представилась ему, и Валера всей душой отдавался этой маленькой человеческой радости, с удовольствием глядя на никак не иссякавшую упругую струю и ласково разговаривая со своим немного напрягшимся членом:

– Давай, давай, работай. Ты просто красавчик! Встал будто на бабу. Давно уже пора вставить тебя в какую-нибудь шлюшку. А то Лизка, сучка, вишь, тока брательнику даёт. А мне ни в какую. Вот же маленькая дрянь…