Куколка

По щекам ползет горячее прикосновение гнева. Ян замолкает. Лишнее слово, и я его вырублю. Сколько можно прикрываться правильностью и честностью? Каждый допускает ошибки, но нужно найти в себе силы признать это, а не прятаться за поступками других. Обелять свои поступки, показывая провалы других в более темном цвете.

Пока Зима грызет губы и таращиться вперед, делая вид, что следит за дорогой, я опускаются голову и сцепляю пальцы на затылке. Не хочу трогать детей, но вынужден. И сейчас ворошу прошлое, чтобы зацепиться за что-то. Чтобы перевести мысли в другое русло. Ковыряю друга, хотя уверен, что Ян сделал это под влиянием.

— Да сколько можно, Марк? — наконец, выжимает Зима сквозь зубы, но смотрит вперед, будто ему больно сталкиваться с моими глазами. — Совесть есть? Или ты думаешь, Вика мне не дорога?

— Вот это и странно. Да и насколько дорога, если ты вернул ей самое страшное? Ты хоть осознавал, что делал? Или…

— Хватит, Марк! Я не знаю и ничего не помню. Будто озарение, что суггестор поможет, а единственная ниточка к нему — Вика.

Цикаю и хлопаю рукой по приборной панели, Ян вздрагивает.

— И правда. Довольно, — выпрямляю спину, откидываюсь назад и прикрываю глаза.

— Извини, Зима, я не хотел. Давай оставим это в прошлом, никто не виноват. Точка.

Хоть бы с братом все наладилось. Мы не сильно были близки после Северного. Я простил его выходку, но общаться как-то не находилось времени, хотя Вика часто к нему просилась, даже сама ездила. Ревновал ли я? К брату нет, а вот к Яну что-то пробивалось: терпко-приторное. Хотя я гнал прочь любую мысль.

— Совсем дурак? — шепчет Ян и снимает с лица невидимую маску, дергает бороду.

— Еще раз почитаешь мои мысли, я тебе врежу, — говорю серьезно.

— Да ты сейчас сплошной поток несвязных бредней.

— Ну, извини, какой есть, — снова прикрываю глаза. Так хорошо в своей темноте. Но у меня накопились вопросы, и один из них я озвучу: — Что произошло между вами с Лизой? Я не влазил в ее память, в отличие от твоих прогулок в голову моей жены, но в глазах сестры видел обиду. Что случилось четыре года назад?

— Я не хочу об этом говорить! — неожиданно резко отрезает Зима. Машина притормаживает и замирает в тени позолоченной акации. — Приехали. Первый клиент. Двенадцать лет, девочка…

— Достаточно, — не даю ему договорить, выхожу из машины и сплевываю в сторону. Во рту дикая горечь стоит, будто отвара полыни напился.

Я и сам прекрасно знаю, что малышка умеет делать. Конечно, без Артема и его подсказок об особенностях магов — тяжело, но ради Вики придется рисковать. Дети в таком возрасте обычно скрывают свои способности: думают, что их засмеют, в психлечебницу отправят. И они правы. Самый крупный урожай адептов всегда среди белых стен и смирительных рубах.

Глава 38. Ты спишь?

Дарина возвращается быстро, я даже не успеваю уснуть. Не засыпаю и позже. Через час, через три. Небо сквозь тонкий тюль напоминает глубокое беспокойное море. Светло-сиреневые тучи, будто корабли, рассекают темные воды над головой, увлекая за собой в безоблачные дали.

Луна, выбравшись из объятий воздушных «кораблей», смотрит в окно и окрашивает волосы Дарины в нежно-лимонный. Девушка так и уснула в обнимку со сказками: толстой книгой в золотой обложке. Когда она вернулась и убедилась, что я напилась воды — только через край не лилось, села читать мне сказки. Я слушала ее голос, но делала вид, что сплю, хотя подруга продолжала читать, будто знала, что я притворяюсь. И каждое придуманное слово автора проникало в мою душу и царапало, будто коготь ястреба — разрывая по живому. Счастливые концовки казались натянутыми, а любовь и верность героев ненастоящей. И, когда Дарина затихла, оставив Белоснежку в гробу, не спасенную Принцем, я решила не будить подругу и просить дочитать финал. Пусть моя сказка закончится именно так.

Тело затекает, и от желания размяться, я выхожу из комнаты.

Хожу темными коридорами, будто привидение. Настенные лампочки слепят глаза до слез, приходится прикрыть лоб козырьком ладони. Резка по дереву в холле будто облита вишневым вином, а глянцевые перила так и хочется огладить, прикоснуться к старинным фрескам. Веду пальцами по узорам, но отдергиваюсь, когда пучки нагреваются от магии.

Лучше осторожней, а то пожар можно устроить. Трио потом еще долг на меня повесит за ущерб.

Интересно, спит ли сейчас Иллион, я бы спросила его, что мне делать дальше. Но глубокой ночью не решаюсь ступить в крыло, где находится его комната, напротив, иду в другую сторону и наслаждаюсь тишиной огромного дома. Под подошвами балеток стучит паркет. Нежно так: тук-тук-тук… Звуки моих шагов гаснут за спиной, и мне на миг становится легко и хорошо. Будто нет предательства мужа, нет плена, на который я добровольно согласилась, нет дара, который мне сто лет нужен.

Следующий коридор выводит меня в зал с несколькими дверьми. Из-под одной льется белый свет, и я ступаю заинтересованно ближе. Он зовет и манит, за душу тянет.