Куликовская битва

Древнейший случай, связанный с условным владением, приведен в духовной грамоте Ивана Калиты примерно 1339 г.: «А что есмь купил село в Ростове Богородичское, а дал есмь Бориску Воръкову, аже иметь сыну моему, которому служити, село будет за нимь, не иметь ли служити детям моим, село отоимут»[49]

. Служилые люди — помещики составят в последней четверти XV в. кадровое ядро общерусской армии. Приведенный (очевидно, далеко не единичный) случай фиксирует землеустройство представителя того военно-служилого сословия, которому будет принадлежать большое будущее. При условии служебной зависимости нередко получали земли не только мелкие, но и крупные феодалы. Последние вошли в состав боярской верхушки армии. Численное увеличение всех этих в той или иной мере зависимых от государственной власти землевладельцев явилось важным фактором создания войска, лично преданного своему полководцу. Заботясь о расширении руководящего состава общества и войска, московское правительство не отменило древнего права свободного отъезда бояр и слуг вольных. Благодаря этому московские князья приобретали более чужих слуг, чем теряли своих. Столица привлекала людей из других уделов. Шло интенсивное формирование класса местных служилых феодалов. Достаточно сказать, что вокруг Дмитрия Донского собралось до 35 сильных родов, за небольшим исключением, стоявших во главе Московского государства и в XV–XVI вв.[50]

При всей социальной пестроте войско XIV в. не являлось сборищем как попало снаряженных людей. Простые ратники имели все необходимое, нередко запасных коней и полные доспехи. Челядь и «черные люди» наряду со знатью выступали как в конных, так и в пеших полках. Рядовые воины обучались умению сражаться и, судя по примерам XVI в., были экипированы иногда не хуже своего командира, очевидно, чтобы надежнее защитить его на поле боя. Характерно, что летописцы, десятки раз описывающие военные события XIV в., ни разу не сообщают о недостатке или плохом качестве использовавшегося вооружения.

Воинские формирования XIV в. по сравнению с дружинниками предшествующей поры отличались обязательностью службы, большей дисциплинированностью, более строгим подчинением мелких тактических единиц отрядному командиру, в свою очередь находившемуся «под рукой» воеводы и князя. Своеволие отдельных подразделений и соперничество полководцев, известные иногда по событиям XII и XVI вв., для XIV в. источниками не отмечаются.

В военном деле русских земель и княжеств зрелого средневековья имелись некоторые региональные особенности, но преобладало завещанное еще Киевской державой выраженное сходство в развитии военной тактики, техники и фортификации. Это сходство не распалось в период тягчайших военных катастроф XIII в., а столетие спустя явно усилилось. Недаром шведы, венгры, поляки — очевидцы событий того времени — единодушно отмечали почти национальное своеобразие боевых приемов и вооружения, называя их «русским боем», «русским обычаем», «русским ладом». Проявится этот «русский бой» и на Куликовом поле. Что же касалось особенностей военного дела отдельных районов Руси, то они были прежде всего связаны с географией обороны и несходными приемами боя западных и юго-восточных противников Руси. К примеру, низовские полки с их конным войском и сабельным боем несколько отличались от новгородско-псковской рати, где пехота и воины, вооруженные мечами, являлись первейшей силой.

Различия областных войск не следует преувеличивать. Беспрестанные военные столкновения, участие в коалиционной борьбе, отпор агрессии извне, общие походы были лучшей школой, взаимообогащающей ратников, объединяющей военное дело разных земель. С моей точки зрения, ныне результативно установить черты, не столько разъединяющие военное искусство Руси, сколько его сплачивающие. Нельзя механически переносить политические факторы феодальной разъединенности на военное дело, всегда очень чуткое к новшествам и тактико-техническому прогрессу. Если бы страна не знала определенного единства в развитии ее военного дела, вряд ли русскими на Куликовом поле был бы достигнут военный успех.