Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины

Вглядываясь в едва различимые черты жизни художника, можно заметить один интересный штрих. Свою знаменитую роспись во Владимире Рублев начинает 25 мая 1408 г.[584] В этот день праздновалось Третье Обретение главы Иоанна Предтечи. История московского строительства первой половины XIV в. наглядно показывает, сколь тщательно выбирался день для закладки и освящения храма[585]. Такое же «осмысленное» отношение заметно и в выборе дня для начала живописных работ. Феофан Грек начал роспись церкви Рождества Богородицы 4 июня 1395 г.[586] В этот день праздновалась память первого константинопольского патриарха Митрофана, современника и друга Константина Великого[587]

. На Руси особого почитания Митрофана в XIV в. не наблюдается[588]. Видимо, великий византиец сам определил день начала работ. И на Руси он не хотел расставаться с памятью об оставленной родине и о ее «святынях».

Приурочивая начало работ к 25 мая, Рублев, по-видимому, вкладывал в это особый символический смысл. Образ Иоанна Предтечи занимает особое место в мировоззрении художника[589]. К этому образу тянутся многие нити духовных исканий той эпохи.

Конец мая — начало июня — обычное время начала росписи храмов. Однако Рублев, конечно, мог ускорить или замедлить начало работ на несколько дней. По-видимому, его волновала и привлекала именно история долгих «странствий» знаменитой святыни — «главы Иоанна Предтечи»[590], укрываемой от ярости «неверных» и иконоборцев, обретенной, но вновь потерянной из-за лености и небрежения ее хранителей. История святыни, которую бог отнял у людей за их неверие и грехи, но которая в конце концов была отыскана людьми, достойными этой чести, была во многом сродни плачу летописцев по отнятой богом за грехи людей чести и свободе Руси, вновь обрести которую можно было лишь вернувшись на путь братолюбия и бескорыстного служения добру. В сущности, это была та же идея возвращения к жизни, возрождения, которая в различных формах звучит во многих памятниках литературы и искусства эпохи Куликовской битвы.

Выбор даты начала владимирских росписей отчасти позволяет понять, какие мысли овладели художником, когда он вступил под своды древнего Успенского собора во Владимире и оказался наедине с величавыми образами исчезнувшей в огне ордынских погромов Владимиро-Суздальской Руси. Работа Рублева и Даниила Черного во Владимире была первым случаем, когда художники Московской Руси встали лицом к лицу с произведениями своих великих предшественников[591]

. Это обязывало их к осознанию исторического значения почти двух веков, прошедших со времен Всеволода Большое Гнездо и Юрия Владимирского. И начав свою работу 25 мая, художники тем самым как бы выразили итог своих раздумий — твердую веру в то, что обретенная, наконец, святыня — свобода родной земли от чужеземного ига — уже никогда не будет потеряна.

Воздействие Куликовской битвы на развитие русской культуры было глубоким и разносторонним. Главные идеи той эпохи — идеи единения, героической борьбы за землю Русскую, возрождения киевской и владимирской исторической и культурной традиций — нашли яркое воплощение в самых различных памятниках литературы и искусства. Развитие этих областей духовной культуры шло в теснейшей связи с борьбой за национальное освобождение. Куликовская битва наполнила новым историческим содержанием, придала особую патриотическую окраску традиционным образам и сюжетам древнерусского искусства.

Искусство

Т. Б. Ухова

Куликовская битва и памятники русского искусства XIII–XV вв. из собрания государственных музеев Московского Кремля.

(К вопросу об общности идей в произведениях литературы и искусства)

На протяжении многих десятилетий выковывались условия, обеспечившие победу русского оружия на поле Куликовом. Борясь против «кровавой грязи» золотоордынского ига, «московские великие князья неизменно встречали… полную поддержку всего русского народа», хотя сама борьба за консолидацию «в силу исторических условий принимала иногда жестокую форму»[592]. Психология узкого своекорыстия феодального мира и провокационная политика Золотой Орды, которая стремилась сеять вражду — «ввергнуть нож» в среду русских князей[593], чтобы поддерживать свое господство, толкали их на кровавые междоусобия.