Культ солнца у древних славян

В свете непосредственной причастности брата Ямы Ману к первой выжимке сомы и фигурирование этого священного напитка в другом гимне, посвященном Яме, интерес представляет утверждение автора этого гимна о тесной связи солнечного коня с сомой. Связь этого животного со священным напитком прослеживается и в случае Ашвинов, конская природа которых отразилась даже в их названии. Если Ашвины становятся небесными божествами, то их братья Яма и Ману являются людьми, причем функции между ними распределяются следующим образом: Яма в индийской мифологии рассматривался как первый человек, который умер и стал царем умерших предков, а Ману — как первый человек, живший на земле и царь людей. Как подчеркивает Т. Я. Елизаренкова, в РВ Яма всегда называется царем, но никогда богом. О его роли как первого смертного, проложившего этот путь для других, один из гимнов говорит так:

Того, кто удалился по великим отлогим склонам,Разглядел путь для многих,Сына Вивасвата, собирателя людей,Яму-царя почти жертвой!Яма первым нашел для нас выход —Это пастбище назад не отобрать.

Куда (некогда) прошли наши древние отцы,Туда (все) рожденные (последуют) по своим путям.(РВ Х 14,1–2)

Сам загробный мир описывается риши от лица мальчика, тоскующего по своему умершему отцу, следующим образом:

Под деревом с прекрасными листьями,Где пьет с богами Яма,Там наш отец, глава рода,

 Озирается в поисках древних.(РВ Х, 135, 1)

Хоть, как утверждают исследователи, Яма и стал царем загробного мира потому, что первым из смертных проложил туда путь всем остальным, тем не менее связь с миром смерти существовала уже у его отца Вивасвата, и эта причастность бога солнца к потустороннему миру изначально предопределила наличие этой связи, правда, в еще более сильной степени, у его сына. Однако еще с эпохи каменного века дневное светило было связано не только со смертью, по и с возрождением, и в гимне, обращенном к Соме, риши молит сделать его бессмертным именно в загробном мире Ямы:

Где немеркнущий свет,В (том) мире, где помещено солнце,Туда помести меня, Павамана,В бессмертный нерушимый мир!

Для Индры, о капля, растекайся вокруг!Где царь — сын Вивасвата,Где замкнутое пространство неба,Где те юные воды, —Там сделай меня бессмертным!Для Индры, о капля, растекайся вокруг!(РВ ІХ, 113,7–8)

Исследователи отмечают, что под сыном Вивасвата понимается именно Яма, находящийся в высшей части неба (очевидно, в предыдущем четверостишии неслучайно говорится о бессмертном нерушимом мире, где помещено солнце), которое в данном переводе называется «замкнутым», в тексте же указано буквально «ограждение». И именно в этом потустороннем мире Ямы человек с помощью Сомы (первое жертвоприношение которой совершил именно брат Ямы Ману) становится бессмертным, уподобляясь тем самым их отцу солнцу.

Само дублирование человеческого потомства Вивасвата наводит нас на мысль, что первоначально в мифе шла речь лишь об одном его сыне, бывшем сначала прародителем и царем людей, а затем, после своей смерти — царем умерших, однако удвоение это произошло в достаточно ранний период, поскольку РВ знает одновременно как Яму, так и Ману, который упоминается в этом памятнике гораздо реже своего брата. Одна из причин этого удвоения видна невооруженным глазом: дети Вивасвата занимают свои места на небе (Ашвины), правят на земле (Ману) и в загробном мире (Яма), т. е. маркируют собой все три сферы мироздания ведийской вселенной, что предполагает верховную власть над всем мирозданием у их отца-бога солнца. Стоит отмстить, что как Вивасват, так и два его старших сына оказываются тесно связанными с огнем, олицетворяемым в ведийской мифологии богом Агни. С одной стороны, когда Агни, боясь службы жреца-хотара спрятался от богов, его обнаружил именно Яма:

Мы искали тебя во многих местах, о Джатаведас,Когда ты вошел, о Агни, в воды (и) в растения.Яма заметил тебя такого, о ярко светящий,Просвечивающего изнутри в десяти местах обитания.(РВ Х, 51,3)