Читаем Культура на службе вермахта полностью

9 января 1943 г. 36 фронтовиков (12 унтеров и 24 офицера, из них 6 кавалеров Рыцарского креста) выступили на 500 собраниях. Митинги проходили в форме производственных собраний ДАФ, в лагерях допризывной подготовки ГЮ, НАПОЛА, в территориальных ячейках НСФ. Эти выступления очевидцев и участников боев производили на немецкую публику несравненно более сильное впечатление, чем жесткая и однозначная пропагандистская линия в средствах массовой информации. СД передавала, что во время выступлений фронтовиков значительная часть слушателей испытывала симпатии к этим людям, а по интенсивности воздействия на немецкую публику рассказы фронтовиков иногда даже превосходили столь любимую немцами кинодокументалистику. По большому же счету, «взбадривающий» эффект мероприятий Минпропа не мог быть продолжительным по объективным причинам: военные неудачи напоминали о надвигающемся неминуемом поражении. СД передавала, что с весны 1943 г. среди немцев все более распространялось убеждение, что третью русскую зиму вермахт не переживет, и она будет для него последней катастрофой{883}. Немецкое общественное мнение не очень ошиблось в своем прогнозе.

Геббельс, однако, не сдавался и продолжал прибегать ко все новым ухищрениям — поздней осенью 1943 г. он опубликовал «30 военных заповедей для немецкого народа» (Dreissig Kriegsartikel fur das deutsche Volk). Они производили впечатление тонко продуманного пропагандистского продукта: так, статья первая гласила, что в войну может случиться все, только не то, что немецкий народ будет сломлен; в следующей статье говорилось, что в такую войну не следует заботиться о собственной жизни, ибо речь идет о праве на жизнь всего немецкого народа, указывалось, что нет ничего прекрасней, чем смерть за процветание своего народа. Эти «Тридцать заповедей» завершались словами Великого курфюрста (который для немцев был столь же величественной и значимой фигурой, как для русских Петр I), которые со школьной скамьи знал каждый немец: «Помни, что ты — немец!» (Bedenke, dass du ein Deutscher hist).

Вслед за этой «хартией» Геббельса в ноябре — декабре 1943 г. последовали две крупные волны лекционных пропагандистских кампаний, которые венчал многолюдный митинг в берлинском Дворце спорта. Однако СД доносила о весьма вялой реакции немецкой общественности на эти кампании{884}. Геббельсовская пропаганда стремилась выставить «возмездие» Западу и окончание войны как синонимы, но народ расценил эти пропагандистские маневры как стремление руководства представить положение в розовом свете. Народный скептицизм выразился в анекдотах, например: один немец говорит другому, что «возмездие» настанет только тогда, когда на домах престарелых будут висеть объявления «Все ушли на фронт». Или: англичане вместо бомб стали разбрасывать сено для ослов, которые еще продолжают верить в «возмездие»
{885}. Фанатизм нацистской военной пропаганды был причиной появления очередной злой берлинской остроты: «до тех пор, пока я не повешусь, я буду верить в победу»{886}
.

Однако ужесточение бомбардировок и нарастающее ощущение беззащитности перед ними усиливало ненависть к Англии и способствовало мобилизации немцев на борьбу в большей степени, чем пропагандистские ухищрения Геббельса — не деморализация и паника, а сплочение и ненависть стали следствием массированных бомбежек Германии в заключительной стадии войны. Немцы, и без того народ дисциплинированный, вели себя исключительно организованно и сплоченно: сразу после отмены воздушной тревоги они приступали к расчистке завалов, уборке улиц. Собственно, немецкий тыл вследствие бомбежек (а не вследствие пропаганды) становился все более солдатским, жестким, упорным — и это без всяких усилий со стороны Минпропа… Даже церковная оппозиция в лице епископа Галена заговорила о божьей каре для тех, кто ответственен за бомбежки невоенных целей, кто забыл о рыцарской войне, солдатской гордости и чести и руководствуется низменными чувствами мести{887}.

После удачной высадки союзников и захвата англо-американцами полуострова Котантен и Шербура настроения немецкой общественности ухудшились, и перед пропагандой встала весьма сложная проблема предотвращения падения доверия к нацистскому руководству. Последнее, памятуя о пресловутом «ударе ножом в спину» (так нацисты называли Ноябрьскую революцию 1918 г.), вообще считало эту проблему ключевой — Гитлер 26 июля 1944 г., обращаясь к руководству промышленности, сказал: «Я ни за что не допущу, чтобы дело дошло до 1918 г. — позор 11 ноября никогда не повторится, ибо Германия уязвима только изнутри, а внешний враг вовек не сможет ее сломить»{888}.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже