Читаем Культура на службе вермахта полностью

Культура на службе вермахта

Что касается военной пропаганды, то ее влияние продолжало падать, хотя были и исключения: так, СД передавала, что большой популярностью у радиослушателей пользовались выступления генерал-майора Курта Диттмаpa, занимавшегося на радио комментированием военных событий^{889}. Высокая репутация его точных и трезвых комментариев доказывала, что немцев более интересовало реальное положение дел на фронтах, а не всевозможные пропагандистские лакировки.

После покушения на Гитлера (20 июля 1944 г.) Минпропом повсеместно были проведены митинги солидарности и лояльности по отношению к Гитлеру. По указанию Геббельса, лекторы должны были учитывать в своих выступлениях следующие важные моменты: во-первых, за покушение ответственна небольшая группа реакционных заговорщиков; во-вторых, это покушение имело целью отвратить неминуемую победу Гитлера в войне; в-третьих, «преступная группа» хотела воспрепятствовать проникновению национал-социалистической идеологии в армию и настроить вермахт против Гитлера; в-четвертых, армия из этого кризиса вышла еще более сплоченной^{890}. В целом эта пропагандистская кампания оказалась весьма успешной — СД передавала, что покушение вызвало повсеместную ярость и потрясение, которые были еще более раздуты пропагандой. На некоторых домах появились плакаты с надписью «Слава Богу, что фюрер жив»

(Gott sei dank, dass der F"uhrer lebt). Один эсэсовский офицер писал, что ни одно событие войны не сплотило немецкий народ так сильно, как покушение на Гитлера, и что никогда еще не было столь отчетливо видно, насколько народ Гитлеру доверяет^{891}. Опросы немецких военнопленных также показали, что доверие к Гитлеру после покушения возросло: если в начале июля 1944 г. 57% немецких военнопленных, опрошенных американскими социологами, продолжали доверять Гитлеру, то после 20 июля — 68%^{892}

Выводы

Искушенные в метафизике немцы породили и самую изощренную пропаганду, организаторы которой достигли большого эффекта в своей деятельности благодаря пониманию того, что проще увлечь народ при помощи темной магии насилия и демагогии, нежели ясными, — но требующими в процессе осознания значительных усилий — идеями и здравым смыслом. Вместе с тем нацистская пропаганда, многоликая и многообразная, была по тем временам в высшей степени технизирована, но при этом нацеливалась на возбуждение примитивных инстинктов, она интенсивно использовала привлекательность техники и одновременно пользовалась широко распространенными в Германии антимодернистскими настроениями; она обещала дезориентированному обществу изменение и сохранение одновременно. Может быть, в этой многообразности и неоднозначности ее обещаний, требований и лозунгов и кроется секрет успеха геббельсовской пропаганды. Также к причинам нацистских пропагандистских успехов следует отнести то, что их пропаганда создавалась на гораздо более высоком художественном и психологическом уровне, чем у других партий, а в войну — и у военных противников.

Массовое тиражирование нацистской пропагандой культурных стереотипов способствовало исчезновению прежних социальных стандартов и идеалов — на их место вступали новые стереотипы, намеренно культивировавшиеся нацистами. Такая подмена была аналогична подмене на Западе в 50–60-е гг. прежних культурных стереотипов идеалами и стереотипами «общества массового потребления». Причем в обоих случаях в ходе этого процесса трудно определить, когда общество само склоняется к определенным ценностям, а когда — под воздействием внешних, навязываемых ему факторов. И само немецкое общество несло часть вины за распространение лжи и ее культивирование, поэтому Геббельс в Третьем Рейхе сыграл практически ту же роль, что и барон Мюнхгаузен, как писал в предисловии к изданию речей Геббельса Хельмут Хайбер: «Тот, кто охотно покупался на истории барона, тот, кто принимал их за чистую монету, тот сам виноват в распространении лжи. “Виноваты” в этом были люди, которые хотели верить Геббельсу и время, в которое они жили»^{893}.