Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа

Есть, однако, и альтернативное объяснение, также родившееся в дискуссиях вокруг Латинской и Северной Америки. В странах, где европейцы климатически плохо совместимы с территорией, где они много болеют, они стали строить так называемые экстрактивные институты, то есть создавать системы, основанные на выдавливании ренты. А в странах, где климат больше подходил организму европейцев, они стали обустраивать жизнь для себя, и, соответственно, создавать институты, ориентированные не на ренту, а на инновационную и продуктивную деятельность. Все исследования такого рода проверялись количественными методами.

Позже мы отдельно поговорим о воздействии длинных исторических трендов на Россию, в частности, о влиянии таких факторов, как самодержавие и крепостничество. Пока важно отметить, что есть очень мощные силы – язык, климат и агротехника, история, – которые делают экономические культуры разными, создают разные характеристики, ведущие к разным экономическим последствиям в области инновации, специализации деятельности, долгосрочных инвестиций. Однако возникает естественный вопрос. В прежние времена климат сильно влиял на жизнь, но сейчас степень его воздействия значительно снизилась по сравнению, например, с XV веком. Языки тоже движутся, перемешиваются, заимствуют какие-то формы. Может быть, наметился тренд на сближение культур?

Это довольно тонкий вопрос. В 2011 году мы специально исследовали восточноазиатские модернизации. Материал позволял сопоставить макроэкономическую динамику – то, как росли эти страны, – и культурные сдвиги по всемирному исследованию ценностей и по характеристикам Хофстеде. И вот что получилось: все восточноазиатские страны, добившиеся успеха, очень сблизились по ценностному профилю с Европой и Америкой. То есть сработал закон Инглхарта, код экономической успешности, который, напомню, требует секулярно-рациональных ценностей, отношения к религии как к частному делу и установки на самореализацию и самовыражение. Одновременно в Восточной Азии рос индивидуализм, снижалась дистанция власти, уменьшалось избегание неопределенности. И, скажем, Япония сохранила очень сильный отпечаток этого движения – она гораздо более индивидуалистична по всем характеристикам, чем, например, Китай или Южная Корея. То есть в принципе вестернизация происходила, но это не означает, что все мы движемся к ценностной модели англосаксов, где наиболее ярко выражены эти черты.

Почему? Сэмюэл Хантингтон, исследуя цивилизационные процессы, конкуренцию цивилизаций, заметил маятниковые движения: за вестернизацией наступает так называемая индигенизация – попытка опереться на свои национальные и религиозные ценности. Причем такую попытку предпринимает молодое поколение, получившее западное образование. Хантингтон приводит целый ряд стран, где происходил такой поворот: сначала вестернизация использовалась потому, что была инструментом развития, а потом от нее отходили, иногда – довольно резко, для того чтобы найти другие источники движения и восстановить свою идентичность.

В принципе, если смотреть на этот процесс как на экономический, понятно, что влияние Запада основано на том, что в течение пяти веков западнохристианская цивилизация является экономическим лидером. Можно предположить (к сожалению, нельзя проверить), что до XV века, когда лидерами мирового развития были Китай и Византия, существовали другие культурные стереотипы, распространившиеся по миру, и были другие направления влияния. Но экономика меняется – мы понимаем, что сейчас надо говорить уже о лидерстве не только Запада, но и Востока, о конкуренции, которая возникла между этими цивилизациями – конфуцианской и западнохристианской прежде всего. И маятник будет двигаться, чаши весов будут качаться. Поэтому если процессы сближения культур и идут, то очень медленно и итеративно – через постоянные колебания. В общем-то, разнообразие культур – это хорошо: любое разнообразие позволяет бежать по разным дорожкам и не сталкиваться лишний раз лбами. Но, конечно, это может быть и препятствием. Счетность культурных характеристик позволила ввести понятие культурной дистанции. Мы можем увидеть, какие нации по каким характеристикам близки друг к другу или, наоборот, чрезвычайно далеки. И, исходя из этого, возможности их сотрудничества, конечно, разные. Особенно это заметно, когда мигранты прибывают в новую страну и с трудом монтируются с ее культурой. Поэтому при высокой культурной дистанции предпочтительнее развитие торговли, а не кооперации и совместной инвестиционной деятельности. Из стран с низкой культурной дистанцией можно приглашать людей и интегрировать их в экономику без всяких предварительных условий, переподготовки, корректировки обычаев, а при высокой дистанции это, конечно, не так. Поэтому различия экономических культур несут в себе и возможность мирового разделения труда, и препятствия, связанные с культурными дистанциями.