Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа

Студент А списал у студента В с его согласия. Студент С сообщил об этом преподавателю. А дальше я расскажу результат. Когда респондентов стали спрашивать, как вы относитесь к действиям всех трех участников, то все осудили списавшего, но в разной степени. В России не очень сильно, а американцы – сильно. Все осудили доносчика, но в разной степени. Американцы слегка, потому что он же хотел соблюдения правил, а наши – чрезвычайно сильно, потому что русская культура отторгает донос. Раскол произошел по поводу того человека, который дал списать. Потому что мы и израильтяне полагаем, что он хороший человек, помог своему.

Голландцы в этом не уверены, американцы точно против, потому что он нарушил правила.

Отчего эта история важна? Это история воздействий культуры на институты, потому что институты возникают не на пустом месте – они прорастают через наши ценности и поведенческие установки. Фактически про что эта история? Есть ли равные правила конкуренции? Есть ли интеллектуальная собственность на результат, на то решение, которого вы достигли? Есть ли равный подход права к разным людям? В зависимости от того, как мы относимся к происшедшему, мы и производим институты будущего. Поэтому при таких ценностях и поведенческих установках, как, скажем, в России, можно спрогнозировать, что спрос на конкуренцию будет низкий, потому что институт конкуренции тут не поддержан и не востребован, что защита интеллектуальной собственности будет проблемой, что спрос на право будет низкий, и это связано с тем, что взращивается в школах и университетах.

Мы видим, как институты и культура воздействуют друг на друга совершенно противоположным образом. Можно ли сказать, что кто-то доминирует в этом воздействии, выстроить их в определенную цепочку и потом выйти на экономический рост? Давайте посмотрим. Воздействие институтов на культуру может приводить к победе институтов. Интересный естественный эксперимент случился в Нью-Йорке, когда мэром Нью-Йорка был Майкл Рубенс Блумберг. Дело в том, что Нью-Йорк является местом базирования многих международных организаций, и дипломаты пользовались иммунитетом от дорожных штрафов (до правления мэра Блумберга). Им приходили штрафные квитанции, но они не платили штрафы. Зато можно было посчитать, дипломаты из каких стран чаще нарушают и чаще не платят штрафы. И выяснилось, что есть прямая корреляция: чем выше уровень коррупции в стране, тем чаще дипломаты из этой страны нарушают правила и не платят штрафы. Так вот, когда иммунитет был отменен, за несколько лет ситуация исправилась – сила закона заставила людей, которые привыкли к коррупционным практикам в своих странах, изменить поведение. Но ведь это капля в море – небольшое количество дипломатов в огромном городе и в стране с сильной институциональной системой.

Есть, конечно, примеры и того, как это меняется в больших масштабах, например, при объединении Западной и Восточной Германии. В исследовании Альберто Алесины и Николы Фукс-Шундельн «Goodbye Lenin (or not?)»[9]показано, что за десятилетия совместного существования ценности Запада и Востока у немцев сблизились – сблизились, но не стерлись. Оказалось, что для того, чтобы они пришли к единой системе ценностей при единой системе институтов, понадобится примерно 40 лет – те самые 40 лет, о которых мы знаем из Библии, потому что ровно столько пророк Моисей водил свой народ по пустыне, чтобы народ забыл о пребывании в рабстве. То есть институты исправляют культуру, но трудно и долго. А что культура? А культура иногда взрывает и переворачивает институты.