Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Тогда как первая актерская сборная в «Предстоянии» (за отрадным исключением Евгения Миронова и Сергея Маковецкого) не знает, как входить не только в кабинет Сталина, но и в деревенскую избу. Позабыла, как держать в руках не только стрелковое оружие, но и сельхозинвентарь.

Интерьеры в «Робин Гуде» вслед за достоверностью свидетельствуют о рачительности продюсеров и высоких гонорарах художников, в то время как сквозь метафизические щели картины «УС-2» просвечивает стыдная тайна многократно завышенной сметы.

Словом, если органику «Робин Гуда» могут квалифицированно оценивать лишь ученые-медиевисты, то михалковскую эпопею имели право оспорить множество русских людей старшего и среднего поколений. Что, собственно, и произошло. И даже у Михалкова не хватило духу объявить это происками вечных врагов России.

Однако главное даже не в этом; Робин Гуд — исконно русский народный герой, а комдив Котов и его дочь Надя — нет.

О Робин Гуде писали выдающиеся наши авторы — Вальтер Скотт, Александр Дюма, Михаил Гершензон, Владимир Высоцкий.

Да, двое первых были родом не из России (Дюма, правда, в ней побывал, да еще как!), но для кого сейчас это принципиально?

Переводчик Михаил Абрамович Гершензон, изложивший аглицкие баллады замечательной русской прозой (еще одна его знаменитая книжка — очень вольный перевод «Сказок дядюшки Римуса» Джоэля Харриса), понятно, не был русским по национальности, зато погиб очень по-робин-гудовски: в великой войне.

Он был фронтовым переводчиком, то есть человеком совершенно не военным, и когда был убит командир батальона, выбежал вперед, поднял револьвер, сказал: «Вперед, за мной!» — и солдаты пошли. Он погиб как герой, успев, смертельно раненный, написать жене, сколь счастлив принять достойную смерть.

На месте упокоения Михаила Гершензона стоит стела с надписью «Здесь похоронен член Союза советских писателей, интендант 2-го ранга Гершензон Михаил Абрамович, героически павший в борьбе с немецкими захватчиками в районе деревни Петушки».

Прямо поэма «Ноттингем — Петушки»…

По количеству «робин-гудовских» экранизаций советский кинематограф не уступал Голливуду (актер «Таганки» Борис Хмельницкий ухитрился сыграть Робина дважды!). Отсюда и дворовые игры в «Робин Гуда» в 70—80-х, поразительно близкие к тем, что описал Марк Твен в «Томе Сойере».

Стрельба из лука, олени, шериф — все эти исконные явления обрели вторую жизнь в России вместе с мифом Робин Гуда.

…На примере моего друга Анатолия Ф., спортсмена и воина, человека робин-гудовской щедрости в дружбе, изобретательности и памятливости во вражде, заметно, как балладный контекст активно вмешивается в реальность.

Мы были на охоте в Лысогорском районе; зимняя охота — явление почти будничное, и Лысогорский район — не амазонская сельва, но именно там Толян добыл оленя, который украсил потом сразу несколько новогодних столов. Причем олень этот, по всем раскладам, должен был быть моим, но мне пришлось уехать с охоты раньше по служебным обстоятельствам.

В другой раз Анатолий Ф. встретил шерифа, точней, шерифов. Случилось это не в России, а в Казахстане, но ведь и не в Аризоне, правда?

Было так. Толя мотанул по каким-то мутным (собственное его определение) бизнес-делам на Мангышлак — есть такой полуостров на восточном берегу Каспия. Поездка была внезапной и скорой, тем не менее на подмену за руль (две с половиной тысячи верст, сутки в пути) удалось прихватить старого приятеля. Его-то Толян и разбудил сильным толчком в бок, когда увидел шерифа. Шериф обгонял их на джипе.

Шериф был огромен, а джип еще больше. Шериф был в шляпе и темных очках. На груди у шерифа имелась звезда — пятиконечная, как в Техасе. Короче, кадр из бесчисленных вестернов, а с учетом джипа — и из Тарантино.

Приятель Толяна объяснил глюк недосыпом и сам сел за руль, чтобы через полчаса толкнуть в бок Анатолия с криком ужаса о новом (а может, том же самом) шерифе.

Воображение путешественников заработало уже в направлении не вестерна, но готической новеллы. О зловещей, одной на всех, галлюцинации в дикой пустыне.

Лишь на Мангышлаке выяснилось, что отдельные участки пустынных земель на Тенгизе отданы казахами в аренду американцам (основа нынешнего благосостояния Казахстана), там янки, как это у них водится, устанавливают и собственные порядки.

Я, кстати, вспомнил по этому поводу весьма неполиткорректный анекдот. Жаркий летний полдень в гетто. По мостовой шагает ражий и рыжий эсэсовец, с закатанными рукавами кителя. Навстречу — девочка лет шести. Платьице в горошек, огромные библейские очи и такие же черные кудряшки. Желтая звезда.

Эсэсовец:

— О, ти ест маленький еврейский деффочка?

— Нет, б…, американский шериф!

За этот анекдот мою приятельницу, работавшую на местном филиале «Боша», едва не вышибли, страшно смущаясь, застремавшиеся немцы…

Но я отвлекся от моего героя, не ответив на главный вопрос — почему из всех литературных персонажей веселой Англии именно Робин Гуд так прочно поселился в российском сознании?