Культурный герой

Нос Ковчега задрался и уставился куда-то в район Проксимы Скорпиона.

— Ага, — сказал Кир. — Ну, счастливо долететь.

— А ты разве не с нами?

— Да я как-нибудь своим ходом.

Он сунул два пальца в рот и заливисто свистнул. По коридорам простучали восемь копыт, и в рубку ворвался великолепный Слейпнир. Кир взлетел в седло и помахал астронавтам рукой. Уже выбравшись из Ковчега в привычную черноту, он увидел, как пространство вокруг корабля схлопнулось с жадным чавком и размотанной на сотни биллионов световых лет нитью Ковчег умчался в черт знает куда.

— Вселенная велика, — повторил Кир, — а впрочем, ни фига она и не велика. Не больше наперстка на пальце умелого Ткача. Хм. И зачем это Ткачу понадобился наперсток? Разве что заштопать прохудившиеся портки…

Луна подевалась куда-то — наверное, закатилась за Землю. Обратно Слейпнир шел по темному бездорожью, ориентируясь лишь на фонарный свет диска внизу. Конь подустал, подустал и всадник, и медленно тащились они сквозь первичную тьму, которой никто так и не потрудился дать названия. Меч висел у Кира на поясе, причиняя неудобство и заставляя задуматься о том, что ситуацию с Криптоном все же придется как-то решать. Ну и решу, думал Кир. Что мне, слабо, что ли? Примотаюсь проволокой к Лешаку рядом с Джентльменом или попрошу Старлея меня примотать — вот уж чувак от счастья уписается. Скормлю сердце чааайкааам, зависну между берегом тем и этим и отправлюсь на родину. Вершить суд скорый и правый. Вот и меч у меня имеется, думал Кир, а с мечом Ангела Смерти что мне Зод и все его козни? Ничего, раз плюнуть. Свергну диктаторскую хунту, отдам власть ремесленникам и пейзанам и обратно махну. Главное, чтоб чааайкиии меня совсем не обглодали. Кир представил, как острые чаааяяячьиии клювы впиваются в его лодыжки — выше представлять не хотелось, — и поморщился. Еще ему живо представилось почему-то, как к каменному дубу с болтающимися на нем скелетами является школьная экскурсия. Как школьнички чинно выгружаются из катера и попарно подходят к кассе, хрустя загаженной машинным маслом галькой. А в кассе, конечно, расселся Старлей и торгует брошюрками «Композиция № 1428 „Тяжкая смерть моих боевых товарищей“». И выручку загребает, гад. М-да. Нет, сделать придется, без вариантов, но можно с этим и подождать. Недельку-другую. А там уж конечно, деваться некуда. Вот они, горькие плоды милосердия…

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Кир пошарил в сумке и нащупал страницы Максикова романа. Страницы были изрядно пожеваны и изгажены шакальей мочой, так что большую часть пришлось выбросить. Кир встряхнул оставшееся и принялся читать при умирающем свете электрического фонарика.

Ни живых, ни мертвых уже не будет, — читал Кир, — ни любимых, ни любящих, ни работящих, ни ленивых, ни дома, ни воды, ни камня, ни дерева и ни песка. Потому что, в конечном счете, все это: и живые, и мертвые, и камень, и вода, и дерево, и песок — все это слова и только слова, сеющиеся сквозь дырявое решето нашей речи в бездонную пустоту…

«А пошел ты сам в бездонную пустоту со своими дурацкими пророчествами!» — в сердцах сказал Кир и разжал руку.

Страницы выпорхнули, разлетелись, закружились по земной орбите.

Кружатся они там, наверное, и теперь.

Эпилог

HAPPY END

Смотри, Верещагин покинул баркас, его дождалась жена.

Профессор Плейшнер заметил цветок и не выпрыгнул из окна.

Егор Прокудин ушел от пуль в самый последний момент.

Happy end. Это happy end.

К. Комаров

Татуированный от ушей до хвоста кризорг умирать не хотел. То есть вообще. Странно, да? Остальные померли вместе со Стеной, а он нет, упорный. Последний кризорг мчался по прерии, перебирая всеми лапами и щупальцами. Вплетенные в мех орлиные перья шелестели на ветру.

Он падал и вставал, резво полз и демонстрировал неподвижность — чтобы перевести дух и перезарядить аккумуляторы. В такие моменты уши его растопыривались, покрываясь зеркальным слоем мгновенно отвердевающей слизи и разворачиваясь вслед за солнцем. Если абстрагироваться от размеров и внешнего вида, он чем-то напоминал бизона, раненного в загривок. Такая же безысходность: то ли аборигены сожрут, то ли бледнолицые хозяева жизни позабавятся да и бросят труп на съедение койотам.

Позади, километрах в пяти, пылала резервация сиу, где пришельца почитали за Великого Змея Запада, кормили маисом и совершали для него набеги на ближайшую бензоколонку, дабы своровать у владельца, закоренелого холостяка, свежий номер «Playboy». Иноземный агрессор оказался злостным любителем веселых картинок.