И вот, внутри этого «последнего советского кино» заводится как «высокая болезнь» романтический герой, не выражающий никаких интересов классов и прослоек, не участвующий в борьбе за построение нового или разрушение старого, а занятый исключительно своей индивидуальной драмой выживания в чужом и отвратительном мире.
В «Моонзунде» герой опирается на фантом долга, в «Лестнице» – на волю к свободе. Спустя всего лишь пару лет герой, отбросив всякие внеположные себе «принципы», окажется на вожделенной свободе, опробует на своей шкуре известный тезис «всё дозволено» и – превратится в чудовище, появившись в ключевом для девяностых годов фильме Александра Хвана «Дюба-дюба».
Впереди у нашего героя еще много опасных приключений…
Олег Меньшиков: «Человек обязан сопротивляться своему времени»
– Говорят, что я снял все спектакли текущего репертуара, чтобы сделать ремонт, а все совершенно наоборот. Я снял репертуар, потому что под этим репертуаром подписаться я не мог. Я понимал, что это играть – преступление, и оставил только два спектакля. Потом начали мы репетировать кто где, по залам, в декорационном цехе, по всем уголкам театра, и я подумал, раз время идет, раз нам разрешили полгода ничего не играть, почему бы не сделать ремонт. И тут возникает еще один вопрос. Наш мэр Сергей Семенович Собянин рассказывает, что – вот, сделан ремонт в театре Ермоловой. А театр Ермоловой, он, конечно, сделал ремонт, но сделали его мои друзья на их деньги и на мои собственные. Департамент нам, безусловно, помогал, но в другом – дали деньги на новые спектакли и так далее… Я всегда был противником репертуарного театра, и в принципе я им и остаюсь. Я, видимо, решил подрывать его изнутри!
Что касается зрителей, то они могут быть спокойны относительно моего места работы. Был у меня год назад отчаянный порыв уйти, который я усилием воли подавил. Я буду дальше пробовать делать это дело. Но у меня полное ощущение, что государство, которое кричит про репертуарный театр, что его надо сохранять, те люди, которые кричат, – сами-то не понимают, что такое репертуарный театр и что в нем надо защищать и спасать. За что мы боремся? Вот Кирилл Серебренников хочет делать театр-клуб, я тоже когда-то говорил про клуб, но я имел в виду другое. Кто-то сказал: режиссер – это интонация, театр – интонация. В «Мастерскую Фоменко» ходят, в общем, не выбирая названия, особо не выбирая автора, идут – в театр. Они знают, что они там могут получить, – во всяком случае, при жизни Фоменко так было. Я бы хотел, чтобы ермоловский театр – со временем! это годами вырабатывается, намаливается – обладал таким вот театральным обаянием. Когда люди говорят: что сегодня вечером делаем? А пошли в ермоловский! На что – неважно на что!
– Это и хорошо, и плохо. С другой стороны, если я как актер этого достиг, это скорее хорошо, а в чем тогда заключается смысл нашей профессии?