Культурный разговор

Правда, проведена работа по мнимому оживлению главного робота, пилота Гущина (Козловский). Ему придумана история: отец – бывший авиаконструктор (Сергей Шакуров), сам он обладает взрывным характером (приведен пример), полюбил девушку-пилота (Агне Грудите), ездящую на «мини-купере» (все работающие блондинки в нашем кино ездят на «мини-купере»). Однако оживления не наступило – напротив того, видно, как группа сценаристов сидела и придумывала способы вызвать сочувствие к герою. Я как увидела в титрах пять фамилий сценаристов, сразу обеспокоилась – как правило, количество в данном вопросе в качество не переходит. Лучше всего один сценарист, максимум два. Вот Юлий Дунский и Валерий Фрид для «Экипажа»-1 сочинили безупречную историю. А в «Экипаже»-2 постоянно наталкиваешься на «сварочные швы». Но не в том суть.

Бывает, что и конструкция оживает – так произошло в фильме того же Лебедева «Легенда № 17» с тем же Козловским. Думаю, это результат влияния таинственного таланта Олега Меньшикова, сыгравшего Тарасова. Образ тренера-мага вышел оригинальным, чуть ли не мистическим и «заразил» атмосферу картины. А в «Экипаже»-2 рядом с молодым героем – герой Владимира Машкова. Он даже немного похож внешне на Георгия Жжёнова, но разница огромна. Герой Машкова внутренне жесток и однозначен, а Жжёнов играл чудесного человека, мужественного, разумного, справедливого. Он несколько раз в фильме улыбается – а Машков лишь стискивает зубы. Мрачный такой робот…

Есть в картине странности. Скажем, конфликт экипажа с каким-то крутым начальником, который опаздывает на рейс, требует выпивки, оказывается одним из пайщиков авиакомпании… Помилуйте, разве крутые начальники летают «общими самолетами»! У них есть собственные. Потом этот начальник устраивает разнос нашим героям – сцена предельно фальшива. Вновь вижу пятерых сценаристов, изобретающих способы извлечь из зрителя симпатию. «Наши пилоты начальников не боятся!» Но одна сцена меня поразила. Дело происходит в воздухе. Там находятся два аварийных самолета (одного сегодня для фильма уже мало) – под водительством Машкова и под управлением Козловского. Тот, что у Машкова, плох совсем, топливо пролилось, у Козловского дела чуть лучше – сгорел один двигатель. Появляется идея протянуть в воздухе трос и пересадить людей из самолета Машкова в самолет Козловского. Это опасно, как можно догадаться.

«Я не могу один принять такое решение! – заявляет Гущин (Козловский). – Пусть все пассажиры за него проголосуют единогласно!» И замурзанные пассажиры не очень охотно, но тянут грязные ладошки вверх…

Пилот, требующий голосования от пассажиров, – даже для жанрового кино невероятен. Это, наверное, что-то символическое? Вроде того, что в «аварийном самолете» (Россия?) следует голосовать единогласно (грядущие выборы)? Совсем не это имели в виду создатели картины? А что тогда? Не поняла.

Чтобы окончательно подчеркнуть невозвратность погибшего мира советского кинематографа, в эпизоде «Экипажа»-2 появляется Александра Яковлева, бывшая героиня «Экипажа»-1. Да… ушли эти лица, ушел навсегда, выкачан из нашей жизни тот нежный и чувствительный воздух, которым дышали люди затонувшей советской Атлантиды. И не только они. В кино всего мира был такой воздух. Теперь все рационально, жестко, прагматично, быстро. Ничего не поделаешь. Живем дальше.

Вывод один – надо не среднее ведро попкорна покупать, идучи на современный фильм, а большое. Чтоб на все время, пока длится шоу биороботов, хватило занятия.

2016

Проделки доктора арт-хауса

Заметки рассерженного зрителя

Плохое русское кино начали именовать «арт-хаусом» примерно в то же время и по тем же причинам, по каким убийцу стали называть киллером, непотребную девку – путаной, а вымогательство – рэкетом.

Кому же неохота натянуть на свою сивую лапу щегольской европейский башмак – пущай жмет и ходить невозможно, зато какая красотища!

(Нам еще Бернард Шоу в пьесе «Пигмалион» объяснил, что пропуск в рай (королевский бал) выдается только тем, кто овладел божественной английской речью, и не иначе…) Бывает, конечно, что термин описывает действительность, уясняя ее понимание, – но у нас на равнине как-то не так. У нас действительность подбирает себе термин, и он становится чем-то вроде «крыши». Не уясняет – защищает от понимания.

Чем провинилось перед Вселенной точное и определенное понятие «авторское кино»? «Авторское кино» – это вот что: из человека вылезает кино. Родимое его детище. На всех складках и пятнышках видна личность автора в той мере, в какой ему удалось себя понять и выразить. «Я царь, я раб, я червь, я Бог» (Державин) – вот такое примерно состояние у нашего автора. Он не принюхивается к запахам, доносящимся из кухни массовой стряпни, не примеряет, что носят в этом сезоне, – его задача: выяснить свое предназначение в формах киноискусства.