Купидон поневоле (СИ)

«Снова сюрприз? Что на этот раз?»

— Вы голодны? — как ни в чем не бывало поинтересовался Роман.

Катя покачала головой. Она так перенервничала перед предстоящей встречей, что вряд ли смогла бы впихнуть в себя хоть кусок.

А потом отвела взгляд в сторону и призналась себе честно: всё ее существо обрадовалось встрече с Амурцевым. Это же можно расслабиться, перестать постоянно втягивать живот и лихорадочно искать темы для беседы.

— Тогда можем сразу ехать.

Роман подставил локоть, как будто не сомневаясь, что Катя возьмет его под руку.

Она и взяла, и Амурцев повел ее куда-то. Через несколько минут пришли на стоянку, он щелкнул брелоком автомобиля, и его «мерседес» любезно моргнул фарами.

Любопытство мучило Катю всю дорогу, но Роман лишь многозначительно улыбался, отказавшись раскрыть секрет.

— Вам понравится, — только и сказал он.

Пришлось ему довериться. Да что там пришлось — довериться хотелось. Приятное волнение и предвкушение чего-то хорошего волнами накатывали на Катю. Она беспрестанно улыбалась, отвернувшись к окну, чтобы Роман не видел ее глупой улыбки и не решил вдруг, что она дурочка. Ведь, как известно, смех без причины — признак дурачины.

А вскоре Амурцев заглушил мотор и повернулся к Кате.

— Приехали.

«Странно… Мы же не так далеко от моего дома, — подметила Катя про себя. — А он поехал к ресторану, чтобы забрать меня, хотя мог договориться встретиться прямо тут. Ничего не понимаю…»

В это время Роман уже вышел из машины и открыл дверь с Катиной стороны.

А еще через минуту Катя любовалась на светящуюся вывеску: «Сияние внутренних звезд».

«Э-э-э… Что это? — в который раз за вечер потеряла дар речи она. — Тьфу ты, что это за „э-э-э“? Такими темпами мой лексикон скоро будет как у Эллочки-людоедки*».

А Амурцев уже стоял возле двери, чтобы любезно ее открыть.

— Это художественная мастерская, Катя. Проходите.

«В смысле мастерская?!» — Катины брови взлетели.

— Вы же не думали, что я дам вам забросить рисование?

И пока Катя пыталась прийти в себя, они прошли внутрь.

Ее мозг бомбардировали мысли: «Не может быть… Но что, если Галочка всё же права? Что, если это нечто большее, чем вежливый интерес к клиентке? Что, если симпатия правда есть?»

И тут перед ее взором предстала настоящая мастерская художника. Помещение было просторным, с высоким потолком и рядом окон наверху. Похоже, раньше здесь размещалось какое-то производство.

Катя увидела несколько мольбертов, картины на стенах, всевозможные краски и кисти на столах, что стояли у стены. А потом перевела взгляд и увидела главный элемент — высокую черноволосую женщину с родимым пятном в форме сердечка на лбу. На вид ей было около пятидесяти.

Волосы женщина убрала наверх и воспользовалась одной из кисточек вместо палочки для волос — та торчала пушистой кисточкой над головой, словно антенна. Довершали образ джинсы с потертостями и серо-буро-малиновая футболка. Точнее, когда-то она, похоже, была белой, но давно служила то ли полотенцем, то ли плацдармом для экспериментов — на это намекали следы пальцев по всей поверхности.

— А вот и наша звездочка! — радостно сообщил Роман и легонько подтолкнул Катю вперед. И было в этом движении что-то такое… странное… нежность? — Знакомьтесь. Это Мария Петровна, лучший учитель всех времен и народов, а по совместительству отличный художник. Это ее мастерская. А это Катя, которая «ну совсем не творческая личность».

— Я так рада, так рада знакомству! Катя, зовите меня просто Марией! — всплеснула руками художница. — Я помню тот рисунок, отлично помню. У вас дар, милочка. Где вы учились рисовать?

— Я… Э-э-э… — Катя растерянно переводила взгляд с Романа на Марию. — Нигде?

Мария прищурилась, недоверчиво посмотрела на Катю, а потом расцвела.

— Значит, неограненный алмаз. Я могу стать вашим проводником, если хотите.

Кате казалось, будто от художницы исходили разноцветные волны энергии, да что там — она вся словно светилась изнутри, обволакивала и нежно манила.

«То есть Роман показал ей мой рисунок до того, как отдал мне? Да ну, наверное, просто сговорился с ней, а она подыгрывает. И таланта у меня никакого и нет…»

Память тут же услужливо подсунула давнее воспоминание.

— Мама, я хочу быть художником! — Двенадцатилетняя Катя пританцовывая подбежала к матери и протянула листок с рисунком. Она старательно нарисовала карандашом персонажа из своего любимого мультфильма «Сейлормун».

Мама одарила листок секундным взглядом, а потом отодвинула его от себя, брезгливо поморщившись.

— Ну и что ты будешь зарабатывать как художник, а? Копейки? И питаться хлебом и водой? Пробиваются лишь единицы, у которых истинный талант. А у тебя, милочка, его точно нет, неужели сама не видишь? Лучше убери эти каракули-маракули и никому никогда не показывай. Не позорься.

Катя понуро опустила голову, схватила рисунок и, всхлипывая, поплелась к себе в комнату, напоследок услышав, как мать зацокала языком:

— Вся в отца, одни бредни в голове. Ни капли таланта, а туда же.

Катя повела плечами — воспоминание было невероятно ярким, а слова матери до сих пор набатом били в голове.