Курехин. Шкипер о Капитане

Лимонов в своей «Книге мертвых» пишет, что Курёхина в НБП привели искания какой-то Большей силы, к которой он бы мог примкнуть: «Если „художник“ не приходит в конце концов к отрицанию индивидуализма, к пониманию того, что нужна сверхчеловеческая величина, которой он мог бы стать частью, то такой „художник“ остается карликом навсегда. Его ждут тусовки, телешоу, пьянки, пошлость, пустота и заурядная смерть от инфаркта или рака простаты. Курёхин умер от саркомы сердца».

Лимонов выдает нам мотивацию действия Курёхина, считая, что Курёхин пытался уйти от индивидуализма и примкнуть к новой идейной и духовной общности, которую мнил и продолжает мнить вокруг себя Лимонов. Справедливо это или нет по отношению к самому Лимонову – вопрос для книги о Лимонове. Но по отношению к Курёхину это, как мне кажется, абсолютно несправедливо. У Курёхина действительно была большая и серьезная цель, но она не имеет ничего общего с той, которую ему задним числом пытается приписать Лимонов.

У него была в этом повороте, на мой взгляд, своя, важнейшая для Курёхина, но уже не столько идейно-политическая, сколько личностная составляющая. Он был, безусловно, изящнее своих тогдашних идеологических союзников и к политике подходил как к искусству. Он не бросался примитивными политическими лозунгами, а ставил перед собой задачу внести эстетическую наполненность в политическую жизнь.

Цель Сергея, как мне кажется, состояла в том, чтобы перенести метод безумного построения материала и его организации из области художественных поисков в политику. Тем более что, как я уже писал, в области чисто художественной, сценической этот метод достиг своего предела – я имею в виду доведенную до полного абсурда гигантоманию «Поп-Механик», с грузовиками, военной техникой, огромными оркестрами, чуть ли не с вертолетами – и Сергей это понимал лучше других. Понятно, что, наверное, можно было наращивать до самолетов и космических кораблей, но это уже было чисто количественное нарастание, которое не переходила в новое качество. И он – человек невероятно чуткий – не мог это не чувствовать. Ему уже становилось неинтересно, уходила новизна. Каждая новая придумка еще была свежа, но в целом, по-гамбургскому счету, понятно было, что на этой стезе, совершенствуя детали, общее здание уже не изменишь. И куда было выходить? Получилось так, что после художественных манипуляций культурными слоями и идеологическими символами прежних эпох Курёхин понял, что может проявить такую же изобретательность и такую же творческую дерзость, но на поприще политики. И вот это, мне кажется, была та самая задача, которую он вдруг для себя нашел, и которая его увлекла. Он был человеком невероятно увлекающимся – и понесся во весь опор.

Вершить политику поп-механическими средствами – это вам не в очередной раз выводить юродствующих некрореалистов в балетных пачках на подмостки БКЗ «Октябрьский». Впрочем, со свойственной ему «последовательностью» от сценических поп-механических построений отказываться он был не намерен.

Новая идеология – новая эстетика