Физики обрисовали математику сэру Гарольду Джеффрису задачу, с которой, как они надеялись, он мог бы помочь им разобраться. Джеффрис терпеливо слушал, не произнося ни слова. Когда все уже было сказано, установилась гробовая тишина, и затем сэр Гарольд произнес:
— Как славно, что это ваша проблема, а не моя — и быстро удалился. [14, стр. 202–203]
Глен Сиборг, которому в 1951 году вручили Нобелевскую премию по химии за работы, посвященные трансурановым элементам, был научным советником нескольких американских президентов подряд. Кульминацией его противостояния с сенатским комитетом стал риторический вопрос разозленного сенатора:
— Что вы можете знать про плутоний?
Сиборгу пришлось ответить, что именно он открыл этот элемент. [14, стр. 239–240]
Эрнест Орландо Лоуренс (построил первый циклотрон — установку, способную разгонять заряженные частицы, 1901–1958) донимал своего коллегу с химического факультета Гильберта Льюиса вопросами, сколько тяжелой воды тот способен произвести, пока Льюис не предъявил ему целый миллилитр. Этого хватило бы для ускорителя, однако Льюис, озабоченный тем, не яд ли это, всей имевшейся тяжелой водой напоил мышь. Мыши не сделалось ни хуже, ни лучше, зато Лоуренса чуть не хватил удар.
— Это был, наверное, самый дорогой из всех коктейлей, которые доводилось пробовать не только мышам, но и людям, — жаловался он. [14, стр. 266]
В 1933 году Резерфорд пригласил Борна в Кембридж. Георгий Гамов рассказывал, что, когда Борн сошел с поезда в Кембридже, ему, уже травмированному немецкой действительностью, бросился в глаза плакат «Born to be Hanged» («Рожденный для казни» или «Борн должен быть повешен»). Встречавшим пришлось объяснять Борну, что это всего-навсего афиша спектакля, идущего в местном театре. [14, стр. 275]
Физик Фриц Хаутерманс одно время работал в Геттингене (столица теоретической физики того времени). Хаутерманс был на четверть евреем и говорил коллегам-арийцам:
— Когда ваши предки сидели на деревьях, мои уже подделывали банкноты.
(заработав неплохую научную репутацию он не опасался преследований по нацистским расовым законам) [14, стр. 283]
Физик Фриц Хаутерманс имел привычку курить сигареты одну за одной (скончался в возрасте 63 лет от рака легких), а к 1945 году табак в Германии найти было нелегко. Поэтому он сблизился с Абрахамом Эсау, главным администратором атомного проекта, и убедил его, что македонский табак обогащен тяжелой водой, необходимой для изготовления бомбы. Мешок табака немедленно приобрели и прислали Хаутермансу — как материал военного назначения и экстренной надобности. Выкурив все, Хаутерманс попросил добавки. [14, стр. 285–286]
Альберт Эйнштейн скептически относился к чрезмерному увлечению статистическими вероятностными толкованиями природы.
По свидетельству академика В.А.Фока, Эйнштейн не раз полушутя, полусерьезно говорил, что никак не может поверить, чтобы господь бог играл в кости[43]
. [14, стр. 290] [25, стр. 121]Эйнштейна не раз номинировали на Нобелевскую премию по физике в связи с формулировкой теории относительности, но члены Нобелевского комитета не решались присудить премию за столь революционную теорию. В 1922 году премия была присуждена Эйнштейну за создание теории фотоэффекта «… и за другие работы в области теоретической физики». [14, стр. 290] [30, стр. 218]
Софья Ковалевская познакомилась с математикой в раннем детстве, когда на ее комнату не хватило обоев, вместо которых были наклеены листы с лекциями Остроградского о дифференциальном и интегральном исчислении. [14, стр. 387–388] [25, стр. 46–47]
Существует легенда, что некий китайский император спросил у одного мудреца, как вознаградить его за важную услугу. Мудрец назвал свою цену: дай мне обычного риса, а вот сколько? Положи два зерна на первую клетку шахматной доски, четыре на вторую, восемь на третью и так далее. Скромная просьба, подумал император, и с облегчением согласился.
Однако император не знал, что такое геометрическая прогрессия — выполняя указания мудреца, весь урожай риса страны следовало уложить на одну-единственную клетку, причем задолго до последней, 64-й. [14, стр. 408]
У Валерия Грубина, аспиранта-философа, был научный руководитель. Он был недоволен тем, что Грубин употребляет в диссертации много иностранных слов. Свои научные претензии к Грубину он выразил так: «Да х*ли ты вы*бываешься?!» [15, стр. 56]
Академик Телятников задремал однажды посередине собственного выступления. [15, стр. 63]