Молодой врач в коридоре травматологического отделения городской больницы произнес нечто странное. Только что он сообщил нам с мужем, что наш четырнадцатилетний сын Энди умер. Он так и не пришел в сознание после серьезной травмы головы, которую получил, когда его сбил пьяный водитель.
Моя жизнь тоже закончилась. По крайней мере, та жизнь, какой я ее знала. Я стояла неподвижно и… ждала. Мое сердце разрывалось, разум оцепенел. Когда я смогла наконец заговорить, то спросила: «Что же нам теперь делать?»
– Вы когда-нибудь думали о донорстве органов? – неожиданно ответил врач вопросом на вопрос.
Я почувствовала себя так, будто только что тонула, а он бросил мне спасательный круг. Это был шанс сохранить жизнь нашему Энди. Не подумайте, что я сошла с ума. Сердце нашего сына будет продолжать биться, глаза – видеть, органы – благополучно работать в теле других людей. Разумеется, это уже будет не Энди. Мы никогда уже не сможем взяться с ним за руки. Мальчика, которого я баюкала по ночам, опустят в могилу, и мне придется оставить его там навсегда. И все же… Хотя бы какая-то часть Энди будет продолжать жить.
Спустя некоторое время мы получили письмо от организации по пересадке органов. В нем говорилось, что сердце Энди получил мужчина, который болел на протяжении многих лет. Печень – вдовец и отец подростков, находившийся в коме. Его почки достались людям, которым они идеально подходили, а роговица – пятнадцатилетнему мальчику, а также бабушке, которая до трансплантации никогда не видела своих внуков. Все они теперь были здоровы.
Каждую ночь я рыдала в подушку, каждый день ходила на кладбище, без конца перебирала вещи своего драгоценного мальчика и отвечала на открытки с соболезнованиями. Но при этом невероятно гордилась тем, что мой сын подарил этим людям второй шанс на жизнь. «Энди, ты настоящий супергерой», – шептала я.
Прошло еще несколько лет, и я решила разыскать тех, кто продолжал жить благодаря Энди. В день, когда его сбила машина, он ехал на велосипеде домой с пастбища, где ухаживал за своим обожаемым конем Максом. Наш сын был необыкновенным, счастливым, заботливым и полным энтузиазма ко всему, что предлагал ему мир. Счастливы ли те люди? Те, в ком продолжал жить мой мальчик. Испытывали ли они благодарность за свою жизнь?
Предварительно связавшись с организацией по пересадке органов, я написала каждому из реципиентов – анонимно, в соответствии с правилами. Я пожелала им здоровья, рассказала, каким замечательным ребенком был их донор, и пригласила связаться со мной, если они, конечно, того пожелают. Затем я стала ждать.
Наконец я получила письмо от одной женщины по имени Кэти. Она жила в штате Небраска, недалеко от того места, где родилась и выросла я, и была идеальным реципиентом почки Энди. Этот дар буквально вернул ей жизнь и здоровье. Кэти была нерешительной и застенчивой. Ее тревожили чувства, свойственные многим реципиентам: она жива лишь потому, что умер другой человек. Она призналась, что, к сожалению, ей мало что рассказывали об Энди (она даже думала, что ее донор – девочка), но каждый божий день она молилась за него.
Мы писали друг другу письма и разговаривали по телефону, а потом наконец договорились о личной встрече. Нам нужно было столько всего сказать друг другу! Столько эмоций, в которых необходимо было разобраться. Столько хороших вещей и так много слез и страхов.
Я объяснила Кэти, что воспринимаю пересадку органов совершенно иначе и не считаю, что мой сын умер, чтобы она могла жить. «Энди умер, потому что один человек напился и сел за руль своего фургона, – сказала я. – Никто не хотел, чтобы он умирал: ни врачи, ни мы, ни даже тот пьяный водитель. Но он все равно погиб, и тогда перед нами встал выбор: позволим ли мы другим людям жить? И мы благодарны за возможность такого выбора».
У Кэти оказалось потрясающее чувство юмора – прямо как у Энди. Она призналась, что новая почка заставляет ее совершать поступки, о которых она раньше и подумать не могла. К примеру, до пересадки ей претила сама мысль о шоколадных конфетах с начинкой из арахисовой пасты. Сочетание этих двух вкусов вызывало у нее отвращение с самого детства. Но теперь, совершенно неожиданно, они стали для нее самыми любимыми.
– Какие конфеты любил Энди? – спросила она.
– Все, – ответила я, – но особенно шоколадные с арахисовой пастой.
Кэти всегда была помешана на здоровом образе жизни и не притрагивалась к фастфуду, однако после пересадки начала регулярно заворачивать в автокафе. Не могла ли она каким-то образом унаследовать вместе с почкой любовь Энди к бигмаку? Мне было радостно думать об этом.
За все эти годы Кэти стала частью нашей семьи. На Рождество она присылает мне самые прекрасные цветочные композиции и каждый день чтит память Энди самыми разными способами. Мы знаем семьи друг друга и обе считаем, что социальные семьи – это особое благо.
Я познакомилась с ее матерью – она сказала мне слова, которые я навечно сохраню в своем сердце: «Слава Богу, что в мире есть такие люди, как ты».