Курсанты. Путь к звёздам

– Абитура завезла дизентерию, – вздохнул Генка, – а кто и как, теперь поди, узнай…, не нам судить. Командование последнюю неделю с ума сходит, проверка за проверкой идет в столовой и вокруг нее. Поначалу парни от казармы до плаца добегать не успевали. Сам видел: бежит, бежит молодой и вдруг, раз, остановился. Штаны снять не успел, на лету в них наложил, и в раскоряку дерьмо в галифе понес, как двухлетний ребенок.

– А ты?

– Что я?! Обделался, как и все, было бы понятно. А так, за компанию, отправили на инкубационный период.

Таранов однажды столкнулся с понятием «за компанию». Дело было зимой, когда половина батареи слегла с ОРЗ. Здоровые курсанты летали по нарядам за себя и «за того парня», как пели в песне. Усталость дикая, глаза вечно красные, не до учебы. Решил пойти старым проверенным способом, как не одно предшествующее поколение. Положил градусник у батареи, дождался «серьезной» температуры, и лег в лазарет к остальным «грипповать». Потом неделю жалел, что заразился в тот же день, и пил таблетки, получал горчичники и уколы вместе с простуженными курсантами.

– Это потом все продезинфицировали, к вашему приезду, – Генка вздохнул. – А тогда всех нас, пострадавших, отправили по госпиталям и санаториям Ленинградского военного округа. Почти полтысячи тысячи человек…

– Засранцев, – улыбнулся Марк.

– Ага. Первый курс теперь так все и зовут. Меня положили в саперный санаторий. Главное, попали мы на хирургические койки. Там кровати с поднимающимся лежаком. За окном у девчонок утреннее умывание, а мы на них из окон смотрим вниз, не вставая с постели, регулируя высоту ручкой! – Генка ухмыльнулся воспоминаниям. – Классные ребята там были, анекдотов море подарили…

– Делись! – Таранов собирал хорошие байки и афонаризмы3, которые записывал на последней странице конспекта произведений классиков марксизма-ленинизма, где шифровал текст одному ему известным образом. За первые годы службы их там собралось более восьмисот. Во времена, когда анекдоты можно было найти лишь в рубрике «12 стульев» «Литературной газеты», его записи казались бесценными.

– «Приходит призывник на медицинскую комиссию в военкомат, а трусы не снимает. – Генка постепенно оттаивал, прошла грусть, появился легкий румянец. Внимание друзей, как и их сопереживание, читалось по глазам у каждого. Он рассказывал им анекдот и улыбался.

– Снимите трусы! – приказывает пацану председатель комиссии.

– Не сниму, смеяться будете…

– Снимите!

– Не-е, смеяться будете.

– Я вам приказываю! – кричит майор, и парень снимает трусы.

Комиссия хохочет, майор – в ступоре, а призывник наматывает свой длиннющий, как шланг, половой член на руку, и обиженно бормочет:

«Говорил же, смеяться будете…».

– С бородой, – шепнул Муля Слону.

– Витька из нашего с Тараном двора не поступил в этом году из-за проблем с носовой перегородкой, которую выявил врач, – отсмеявшись, вдруг вспомнил Марк. – Мог бы учиться здесь…

– Надо было рентгеновский снимок заменить, и учился б с нами, – со знанием дела стал советовать Муля. – У нас в деревне прислали доктору снимок чужой грудной клетки. Он парню и говорит, дистрофия, мол, у тебя, служить нельзя! Тот в сопли: «Все равно в армию пойду!» Не прошло и недели, как разобрались. Это рентген соседской девчонки был.

– Ошиблись медсестры, когда отсылали, – резюмировал Марк.

– Ага. – Генка решил рассказать еще один анекдот. Засранцем Рыжего не зовут, парни понимают, как ему нелегко остаться без полноценного отпуска. – Как в анекдоте про деда, что свои анализы пролил, и в одной банке принес на замену мочу козы, жены и дочери в одном флаконе. А в тот день умный профессор на приеме сидел. Он деду и говорит: «У твоей жены камни в почках, дочка третий месяц беременна, и как тебе удалось столько лет козла доить?» Этого перенести в нашей палате никто на смог. Мы смеялись так, что зашла дежурная медсестра и пообещала доложить начальнику санатория о нарушении порядка.

– Не хватало только, чтобы тебя отчислили после лечения! – Таранов совсем не желал ломать сложившуюся в первый год учебы компанию. – Я, кстати, был однажды в хирургии. Окулист направил. Когда врач заканчивал мне операцию по удалению холезиона, он высказал свое мнение по поводу операции на глазном веке довольно категорично: «Любое хирургическое вмешательство несет за собой непредсказуемые последствия. Не спеши курсант под нож хирурга даже тогда, когда будешь в офицерских погонах».

Это предупреждение хирурга Семен запомнил надолго, и жизнь показала правильность вывода майора медицинской службы. Таранов лег на хирургический стол только в год увольнения в запас.