Курсанты. Путь к звёздам

«Ни дети, ни взрослые не догадываются, что это за колонна темно-зеленых, крытых плотным брезентом, машин движется по Лиговскому проспекту. Они живут своими заботами, планами, мечтами. А тысячи моих ровесников охраняет их мирный сон. В любую минуту прозвучит приказ, и мы все, как один, уйдем защищать Родину», – думал Таранов. И в тоже мгновение у него бежали мурашки по телу, так реально он представил, как курсантов выгрузят не на парад, а в пехотные окопы, чтобы принять настоящий бой с врагами страны. Может быть, первый и последний решительный бой. Не луч прожектора тогда ослепит шеренгу высоких и статных парней с аксельбантами на груди и белоснежными улыбками на лицах, а пулеметная очередь.

Стало жутко.

«В современной войне и до этого может не дойти. Одна баллистическая ракета и… нет государства! Вот как важно остановить вражескую технику на дальних подступах к границе… Вот почему наши войска ПВО зовут стражами воздушных рубежей Родины».

Наверное, именно тогда он глубоко осознал, какой выбор сделал, приняв воинскую присягу. Именно в ту ночь Таранов иначе посмотрел на своих товарищей, притихших, тихо всматривающихся в темноту ночного города, уставших после очередного наряда, но готовых, как и он, в любую минуту подняться на защиту матерей и сестер, жен и детей. Губы Семена тихо прошептали: «Быть достойными своих отцов и дедов – совсем не пустые слова. Это путь мужчины, служба офицера, профессия которого – Родину защищать».

Как-то по-особому вкусным показался ему этой ночью черный хлеб с кусочком сала, который после прохождения по Дворцовой площади, им привезла полевая кухня. Курсанты ловко разобрали свои кружки с горячим «напитком» из ячменя с незначительным добавлением кофейного порошка, и медленно его пили маленькими глоточками. Они стояли за машинами в темноте ленинградских переулков и радостно жевали бутерброды, обмениваясь впечатлениями. Ноябрьский мелкий снег искрился от света зажженных уличных фонарей, опускался нежными белым бисером чистоты на мокрый асфальт, медленно таял на курсантских погонах и фуражках.

Таранов запивал «кофейным напитком» свой бутерброд, и наслаждался каждым соленым кусочком. Сало казалось идеально вкусным, и растянуть это пиршество хотелось до утра. Суррогатный кофе он пил все четыре года, после выпуска никогда к нему не прикасался, но в ту ночь не было ничего вкуснее этого варева. Впереди ждал торжественный парад на Дворцовой и поступление в военно-политическую академию с двумя парадами на Красной площади, но то ощущение счастья, которое подарили ему кусочек черного хлеба с белоснежным салом, Таранов помнил все долгие армейские годы.

Глава XVIII. Конкурсные авантюры

Уходить от уставной жизни в сторону, забывать на время о нарядах, физо, строевой, уборке территории, и разнообразить монотонные курсантские будни можно многими способами, которые каждый выбирает самостоятельно или за компанию. В отделении Бобрина компании сменяли друг друга по случаю и без него. Как-то раз, поздней осенью в курилку заглянул после обеда Матвей Пучик – взводный секретчик, и что не мало важно, батарейный почтальон. Он владел двумя курсантскими должностями, обладателю которых не возбранялось передвигаться одному и без строя. Конечно, таскать тяжелые чемоданы с прошитыми и опечатанными общими тетрадями, секретной литературой – занятие из малоприятных, но пудовые гири на физо – не легче. А сумка почтальона – ежедневная радость, не своя, так товарищей!

Матвей оказался в училище со второго раза, и Таранов часто вспоминал его поступление, как образец явной несправедливости блатных «позвоночников» по отношению к бедному ефрейтору, теперь уже из одного с ним взвода.

Парень, как парень, но чудить мог. То на подножке машины проехал половину дистанции марш-броска, то мотоциклиста нашел для лыжного кросса, откуда-то доставал билеты на лучшие спектакли в театр. У него отлично получался свист, напоминающий песню соловья, когда тоненькая полоска бересты в его губах оживала милой трелью. Марк с Семеном две недели тренировались, и в итоге Таранов стал копировать птичку не хуже самого Матвея.

«Взбалмошный авантюрист», – так Пучика звал Марк, а Генка откровенно недолюбливал, цитируя при случае поговорку, которой сто лет в обед, – «лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». В части, где Рыжий служил до поступления в училище, ефрейтором мог стать только тот, кто «стучит» на соседа, и с тех пор младший сержант Бобрин переносил эту точку зрения на каждого курсанта с одной узкой лычкой на погоне.