Но армия сама решила за себя: солдаты на руках внесли Ганнибала в палатку вождей и объявили им, что должен повелевать тот, кто не кичится пред ними роскошью, живет среди них, как равный, но доблестью превосходит их всех!
— Благодарю! — произнес Ганнибал.— Но я предупреждаю вас, что при мне не ждите ни покоя, ни удовольствий, вам предстоят лишь труды и лишения! Мой лозунг: жить и умереть за Карфаген! Вперед на Рим!
— Веди нас! — раздались со всех сторон крики войска.— Мы твои душой и телом! Ты наше солнце! С тобой Мелькарт!
Шестнадцать лет минуло с тех пор, как Гамиль-кар расстался с родным городом. Теперь старший из его сыновей занял его место! Ганнибалу было всего двадцать пять лет, но судьба сулила ему стать величайшим из полководцев всех времен и народов.
ГЛАВА III. ПОД САГУНТОМ
Ганнибал стремился упрочить власть Карфагена в Испании, расширить его владения и защитить себя с тыла прежде, чем перейти к дальнейшим предприятиям.
Своими успехами он был обязан трем обстоятельствам: остроумию замыслов, быстроте их выполнения и храбрости своих войск. Первый удар он нанес олькадам, жившим к северу от Нового Карфагена. Форсированным маршем подступил он к их богатой, роскошной столице Альтее, взял ее приступом и разграбил. Быстрота нападения и ожесточенность сражения ошеломили всех, и остальные города добровольно сдались победителю.
На следующую весну он покорил земли, лежащие по ту сторону Тага (Тахо), и овладел крепостью Германдика, ее называли еще Элемантика (современная Саламанка), и планы врагов, готовивших ему гибель, содействовали лишь утверждению его мощи и славы.
Олькады заключили с карпетанами тайный союз и, едва Ганнибал, возвращаясь после одержанной победы, успел перейти Таг, встретили его с огромным стотысячным войском. Ганнибал остановился и, не вступая в бой, расположился лагерем на берегу реки, оставшейся у него в тылу. Неприятель не отважился атаковать и тоже раскинул лагерь.
Наступила ночь: Ганнибал был далек от сна: он обдумывал свое положение. Вдруг ему вспомнилось сражение при Эримиссе...
Его взор загорелся: «Нашел!» — прошептал он, и тотчас призвав к себе своих военачальников, изложил им свой план. Приказ его был в точности выполнен.
Ночной сумрак все еще расстилался над землей, когда в пуническом лагере затрубили рога и трубы, забили барабаны, будя объятых сном воинов. Поспешно строились полки, и едва забрезжила утренняя заря, войска перешли Таг и раскинули новый лагерь.
Неприятель заслышал тревогу, стал готовиться к бою и вдруг заметил отступление пунов.
— Смотрите,— насмешливо говорили союзники,— он боится! Он хочет, чтобы нас разделяла река, чтобы мы не могли произвести нападение. Но и мы можем переправиться на ту сторону! Поспешим, чтобы он не успел окопаться и возвести укрепления!
Полчища ринулись вброд, спеша переправиться и встретиться с врагом.
Между тем пунические воины с помощью лопат и секир насыпали искусственный земляной холм, с которого Ганнибал мог обозревать все, что происходило.
Окружавшие его полководцы с напряженным вниманием следили за своим вождем... вот он поднял меч... раздался призывный клич труб, и нумидийская конница понеслась к реке, за ней спешили слоны, и завязался ужасный, неравный бой. Кони твердо держались на ногах, а неприятельские пехотинцы с трудом справлялись с течением и легко могли быть опрокидываемы; всадник еще высоко сидел на коне, а пехотинцу вода доходила уже до горла. И слоны вошли в воду, производя страшное опустошение. Бурное течение, проворная конница и слоны уничтожили большую часть противника, а выбравшиеся на берег стали добычей пунийских воинов.
Разнося смерть и ужас во вражеском войске, Ганнибал еще раз перешел реку и разбил остававшихся на другой стороне врагов.
Теперь вся сторона от южной оконечности полуострова до Дуэро и на восток до самого моря, по
размерам равная Италии с островами, признала верховную власть Карфагена,— недоставало только одного Сагунта.
Сагунт лежал на восточном берегу Испании, на расстоянии получаса от моря на склоне горы, спускавшейся в равнину. Город был хорошо укреплен, а сухопутная и морская торговля обеспечили ему богатство и благополучие; но лучшим украшением Сагунта были его доблестные граждане: для них честь и благо родины были превыше всего.
Сагунтинцы стремились расширять свои владения и часто приходили в столкновения с соседними народностями, которые обратились за помощью к Ганнибалу. Он обрадовался, что ему представляется повод вмешаться в дела города. Но Рим воспротивился: он не потерпит вмешательства Карфагена в дела Сагунта.
Но пуны понимали, что Рима им нечего опасаться, а потому отпустили римских послов без всякого определенного ответа. Между тем Ганнибал послал своего воспитателя Бодашторета в Карфаген с донесением о всем происшедшем, дабы, по причине осложнений, получить необходимые указания от своего правительства.
Ответ был краток и гласил:
— Ганнибал сам лучше всех знает положение вещей, пусть поступает, как ему кажется лучше!