Кусатель ворон

– А этих где нашел?

Жмуркин ухмыльнулся.

– О, эти, – он кивнул на белобрысые затылки. – Эти – серьезные люди. Девчонка… Эта, Александра… Она, во-первых, музыкант – то есть все время в разъездах. Я посмотрел на ее послужной список – она даже в Алжире была с концертами, не думаю, что у нас хуже Алжира. Во-вторых, у нее папа военный…

– Ты говорил, он дирижер оркестра, – напомнил я.

– Ну да, дирижер. Военного оркестра бундесвера. Воспитание суровое, девчонка закаленная. Я думаю, потянет.

– А пацаны?

– Томеш и Кассиус…

Дитер и Болен.

– Томеш и Кассиус тоже не лопухи, подготовленные ребята. Только глухонемые.

Тут уж я едва не рассмеялся, перед этим сам едва не утратив дар речи. Пятахин – поэт, Лаурыч – математик, Иустинья топилась в проруби, Дитер и Болен – глухонемые. Отличная у нас компания, хоть парашютную школу открывай. Пятахин, деревень, Иустинья, дочь сатаниста, все как надо.

– То есть не глухонемые, а с альтернативным восприятием, – поправился Жмуркин. – Радикально тугоухие. Сам понимаешь, такие ребята гораздо крепче обычных, закалены невзгодами и все такое. В прошлом году, между прочим, ездили на озеро Байкал с экспедицией, продержались полтора месяца, сами еду готовили, сами носки стирали. И к сортиру полевому привыкли, и к кильковому супу. Интересуются, короче, русской культурой.

Жмуркин сказал это серьезно. А может, и нет, я не понял.

– Нет, однозначно хорошие ребята, по-русски по губам легко читают, не сопли, короче. Кроме того, Томеш художник, а Кассиус…

Чем занимался Кассиус, Жмуркин подзабыл, заглянул в шпаргалку.

– Кассиус, короче, дайвер вроде как.

– Глухой дайвер?

– Ага. Но не просто. Он занимается… дельфинотерапией. Одним словом, разные инвалиды… ну, то есть альтернативно мобильные, они плавают с дельфинами, и от этого им вроде как лучше становится.

Я посмотрел на Дитера и Болена с уважением. Почему-то – не знаю почему, мне представлялось, что эти – настоящие. Дитер умеет рисовать, Болен ныряет с дельфинами. Это тебе не Паша широкого профиля, специалист в разных областях знаний, остолоп.

– Да, компания хорошая подобралась, – согласился Жмуркин. – Поэты, спортсмены, филантропы… Меня вот эта Жохова смущает только…

Это он сказал уже негромко.

– Она все время читает что-то… Что она там читает?

– Книги, – ответил я.

– Книги… Книги – это, конечно… Хотя странно. Кто сейчас книги читает? Это нормально?

– У нее папа – библиотекарь, – соврал я, – вот с детства к чтению и приучил. Патология, но что поделаешь?

Жмуркин задумчиво потрепал подбородок.

– Как-то она на Святую Бригитту похожа, – сказал он. – Такая… изнеможденная.

– Изможденная, – поправил я.

– Ну, пусть изможденная. Ей можно доверять?

– Как мне, – сказал я. – Как себе.

– Как-то она… – Жмуркин покачал головой. – Суицидально выглядит, а? Ты так не считаешь?

– Истощена милосердием, – пояснил я. – Много работала в лепрозории.

Жмуркин поперхнулся. Все-таки наивные черты в нем сохранились, не все общественная работа подъела.

– Шучу, – сказал я. – У нас нет лепрозория, просто в больнице работала. Отец библиотекарь, мать медсестра. И Устька тоже хочет. Помогать страждущим, туда-сюда. Она вяжет носки для неимущих, иногда с таким остервенением, что стирает себе в кровь пальцы.

Про утопление в проруби, магазин «100500 мелочей» и Церковь Сияющих Дней я умолчал.

– Это хорошо, – сказал Жмуркин. – Хорошо, немцы такое уважают. Самоотречение всякое… У нас в программе два визита, один в детский дом, другой в дом престарелых. Не подведут?

Жмуркин кивнул на контингент.

– Нет, ты что, – успокоил я. – Они же с цепи так и рвутся – доброе дело хотят совершить.

– Ну-ну… Посмотрим.

Жмуркин достал планшетник и стал сверять маршрут, но почти сразу вернулся от маршрута к тревожным мыслям.

– Должны вообще-то, – сказал он. – Ну, не подвести. Хотя ничего нельзя гарантировать, конечно. Вообще, немцы суровые. Александра уже у нас была с оркестром…

– Ты говорил, – напомнил я.

– Ага. В Алжир… Не, в Тунис ездила.

– Тунис – это тебе не Золотое кольцо.

– Поглядим, – отмахнулся Жмуркин. – Вообще, с девчонкой проблем, я думаю, не возникнет. Но на всякий случай ты за ней пригляди. Сам понимаешь, племянница бундесканцлера.

– Что?

– Ага, – кивнул Жмуркин. – Троюродная, но все равно. Мало ли. Может что-то неправильно понять, ясно? Она неправильно поймет – а ты ей как надо объяснишь.

– Без проблем.

Пригляну. Отчего же не приглядеть. Пора выходить на международный уровень. В своем отечестве я мало востребован, отправлюсь в сторону Запада. Скажу, что мне тут рот затыкают, не дают правду доносить до народа. Вот, к примеру, Лаура Петровна – она меня всегда ущемить готова.

Я поднялся и, держась за спинку соседнего сиденья, громко спросил:

– Лаура Петровна, а когда мы в питомник заедем?

Лаура Петровна обернулась:

– В какой питомник?

– Как в какой? В змеиный. Мне сказали, что мы непременно заедем в питомник.

– Ты что-то путаешь, Витя, – заметила Лаура Петровна. – В питомник мы не заедем.

– А почему? Почему мы не заедем в питомник?