Кутузов

Итак, мы знаем, что наш герой не шел сырой мартовской ночью под крик воронья к Михайловскому замку, не врывался в спальню к несчастному императору, погибшему от рук своих подданных, среди которых было немало знакомых Кутузову людей. Это был генерал от кавалерии граф П. А. фон дер Пален, в одно время с Кутузовым некогда обративший на себя благожелательное внимание принца де Линя, тем временем потерявшего в вихре революции всё: сына, родовое имущество, отечество. Дела же графа Палена шли в гору: он был первым по значимости лицом в Северной столице после императора, вознесшего эстляндского барона на высшую степень могущества, откуда тот успешно руководил заговором против своего государя. В числе заговорщиков оказался приятель Михаила Илларионовича, барон Леонтий Леонтьевич Беннигсен, «последний кондотьер на русской службе». Подданный английского короля, так и не принявший российского гражданства, он настолько прикипел к своему новому Отечеству, что, оказавшись в немилости у императора Павла, не захотел возвращаться в родовое имение Бантельн в Ганновере, коротая дни в отставке в имении Закрете под Вильной, купленном там в память об удачно произведенной атаке русской конницы на польскую кавалерию в 1793 году. С генералом Беннигсеном Кутузова связывали долгие годы дружбы, пока в 1812 году «честолюбивые виды» не превратили обоих военачальников в злейших врагов: как говорил впоследствии герцог Веллингтон, «на вершине нет друзей». По Петербургу ходили слухи, что Беннигсен сыграл не последнюю роль в устранении Павла I с престола, хотя он оказался втянутым в цареубийственный заговор против воли. Ганноверца, по его же словам, подвела профессиональная привычка делать все на совесть; «привыкнув быть всегда впереди своего полка, я и здесь оказался впереди маленького отряда», — рассказывал впоследствии «длинный Кассиус», как назвал его немецкий поэт В. Гёте за причастность к «истории 11 марта». Активное участие в заговоре приняли братья Зубовы, приехавшие в столицу по приглашению все того же графа Палена, под предлогом примирения с императором. «Я разрешил тебе вернуться в Петербург, а ты пришел меня убивать?!» — крикнул император графу Валериану Зубову. Михаил Илларионович не мог не удивляться, узнав о том, что смертельный удар — массивной золотой табакеркой в висок — нанес Павлу I граф Н. А. Зубов, зять его почтенного соратника А. В. Суворова, скончавшегося в 1800 году. Участники дворцового переворота были так ожесточены против своей жертвы, что едва не упустили из виду, что, по официальной версии, император не был свергнут с престола, как некогда его отец, а скончался «апоплексическим ударом». «Заставили Козицкого написать Манифест о восшествии на трон Александра, — рассказывал А. М. Тургенев. — Козицкий написал Манифест, который остался бы на вечные времена укором и посрамлением императору Александру. Козицкий, объявляя о кончине императора Павла, последовавшей от апоплексического удара, высчитывал действия покойного. <…> Трощинский остановил тиснение сего Манифеста, написал другой и одним словом: „Буду царствовать по стопам любезной бабки нашей, в Бозе почившей Императрицы Екатерины“, — сими словами Трощинский приковал пламенною любовью сердца к младому их императору <…>»¹

.