Кутузов. Книга 1. Дважды воскресший

Потемкин в глаза унижал самых знатных вельмож, но подчеркнуто вежливо выслушивал и благосклонно обращался с простым офицером. Отворачивался от князя или графа, если они заслуживали презрения гнусным раболепством перед ним, и непритворно любил солдат. Он употреблял все усилия, чтобы сберечь их жизнь и здоровье, однако никак не мог добиться своей цели, потому что не умел наказывать за преступления начальников. Светлейший прекрасно знал, что окружающие его грабительствуют, что многие из ближних – племянник Василий Васильевич Энгельгардт, поставщик для армии и флота Фалеев, коммерсант Нотка – бездельничают и заботятся лишь о собственном кармане, и с молчаливым равнодушием считал их канальями.

25 июля Потемкин внезапно решил обозреть строившийся на пушечный выстрел от крепости Гассан-Паша редут.

Голенищев-Кутузов встретил светлейшего князя вместе с генерал-майором Синельниковым. Огромная фигура Потемкина в раззолоченном и унизанном бриллиантами камзоле очень скоро привлекла внимание турок. Ядра так и посыпались с городского вала и бастионов крепости. Михаил Илларионович, с его давно уже выработавшимся презрением к смерти, спокойно давал пояснения о близких сроках окончания строительства. Предложивший свои услуги Потемкину и назначенный генерал-фельдцейхмейстером – начальником артиллерии, принц де Линь советовался с Кутузовым о наилучшей расстановке орудий.

Близкий удар картечью заставил свиту князя поспешно искать спасения за вырытым окопом. Для турок выстрел оказался удачным: генерал-майор Синельников был смертельно ранен возле самого светлейшего; чуть подале лежал в крови сопровождавший Кутузова казак – картечина в ноге прошла через всю лапу и остановилась в большом пальце. Казак громко стонал.

– Что орешь попусту! – сердито бросил Потемкин.

Вызванный им лекарь тут же извлек свинцовую пулю, которыми была начинена граната.

Светлейший погрозил кулачищем в сторону Очакова и громко сказал:

– Надо дорожить себе подобными. Нет! Не штурмом – тесной осадой я возьму Очаков!..

Этого мнения, однако, не разделяло большинство генералов. Даже не терпевшие один другого князь Репнин и Суворов.

27 июля, в два часа пополудни, Голенищев-Кутузов услышал частые выстрелы на нашем левом фланге. Вскоре он получил известие, что турки сделали энергичную вылазку против войск Суворова. Выдвинув вперед небольшой отряд конницы, они с главными силами, до двух тысяч пехоты, стали пробираться вдоль берега Очаковского лимана. Когда был сбит пикет из бугских казаков, Суворов заметил неприятеля. Он приказал двум гренадерским батальонам выстроиться в четыре каре и выехал перед строем.

– Впереди – Бог! Я – за ним! Не отставать! – крикнул генерал-аншеф и дал шпоры коню.

Началась жестокая схватка. Турки были отогнаны до самого гласиса крепости – земляной насыпи у рва. Не останавливаясь, Суворов двинулся на одно из городских укреплений. Турки непрерывно получали подмогу, и в садах, примыкающих к Очакову, битва все более ужесточалась.

Находясь на батарее, впереди правого фланга, Кутузов видел, что значительная часть турецкого гарнизона была оттянута для отражения Суворова.

– Турки оголили это крыло! – крикнул он подскакавшему принцу де Линю.

– Надо немедленно начинать общий штурм! – в волнении отвечал тот. – Я только что с левого фланга. Там все кипит! Мне пришлось сменить лошадь. Одну подо мной убило…

Де Линь тут же, на батарее, набросал записку о необходимости общего штурма и послал ее Потемкину с австрийским офицером из своей свиты. Ответа не было. Собравшиеся на батарее генералы – Меллер, князь Долгоруков, Самойлов, Пален – единодушно соглашались с принцем. Князь Репнин громко именовал Потемкина Кунктатором – Медлителем. Кутузов склонялся к общему мнению, но, по обыкновению, молчал. «Благая идея! – размышлял он. – Но как совместить в войне истребление врага со сбережением собственного воинства? Как добыть победу малой кровью?..»

На стенах Очакова тем временем замечено движение вражеских отрядов – бунчуки перемещались на турецкое правое крыло.

Де Линь составил новое, более резкое письмо главнокомандующему и послал его с русским офицером. Однако Потемкин молчал. В ярости он уже четыре раза отправлял Суворову гонцов с приказом об отступлении. Однако сделать это было необычайно трудно из-за ожесточения сражающихся. Но вот бежавший накануне в Очаков молодой крещеный турок, служивший денщиком у одного из офицеров, узнал Суворова и указал на него янычарам. Сперва под генерал-аншефом была убита лошадь, а затем пуля пробила ему шею, засев у затылка. Суворову пришлось воротиться в лагерь, сдав команду генерал-поручику Бибикову.