Однако интриги Франции мешали делу. Конференции прерывались и возобновлялись. Екатерина Ильинична уведомляла Кутузова о слухах в высшем свете: уже все говорили о близкой отставке Михаила Илларионовича. Но она не знала, кого назначат новым главнокомандующим.
Зато Михаил Илларионович знал.
Это был адмирал Павел Васильевич Чичагов, не имевший ни малейшего понятия о сухопутной службе. Александр I просто не мог сделать худшего выбора. Чичагов был баловнем своего отца, заслуженного екатерининского адмирала, и откровенно презирал все русское. Он развалил флот в бытность морским министром, а теперь не мог не развалить и Молдавскую армию. И конечно, при нем нечего было даже мечтать о заключении мира с Турцией.
Надвигалась гроза двенадцатого года. Французские силы и силы их союзников со всех концов Европы стягивались к Польше. Все русские войска находились уже на зимних квартирах в литовских губерниях, и даже гвардия направилась к западным границам. Только Молдавская армия оставалась на месте.
Кутузов предпринимал отчаянные меры, чтобы сдвинуть переговоры с мертвой точки, и угрозами, посулами, лестью добился того, что мало-помалу турки стали склоняться признать границей реку Прут.
Нужно было еще одно, последнее усилие. Времени оставалось в обрез. Ведь Чичагов уже выехал в Бухарест из Петербурга.
Граф Ланжерон был поднят с постели в седьмом часу утра. Полковник Кайсаров просил его прибыть немедленно к Кутузову. Француз был удивлен. Он знал, что в мирное время Михаил Илларионович никогда не встает так рано. Но Ланжерону не было известно, что для Кутузова вновь началась военная страда.
Встретив его, Михаил Илларионович тотчас запер дверь кабинета на ключ.
– Я смещен, граф, – сказал главнокомандующий. – Государю угодно заместить меня Чичаговым. Но долг мой повелевает мне добиться наконец мира.
Он прибавил, что не ожидает ничего полезного от конгресса, и поэтому решил вести переговоры прямо с великим визирем.
– Я получил согласие государя установить нашу границу по Пруту. И прошу вас, граф, отправиться с этим предложением к Ахмед-паше.
По глупому турецкому статуту, ни великий визирь к Кутузову, ни русский главнокомандующий к Ахмед-паше не могли явиться сами, чтобы не уронить при этом своего достоинства.
Ланжерон был польщен. Скорее из приличия он возразил, что никогда не был дипломатом и не имеет необходимых навыков к лукавству и сдержанности.
– Кроме того, мое французское происхождение и фамилия беспокоит многих. Если переговоры сорвутся, вся тяжелая ответственность падет на меня, – заметил он.
– Ответственность я беру на себя, – парировал его довод Михаил Илларионович. – Мне хорошо известна ваша двадцатилетняя отличная служба и преданность новому отечеству, которое вас усыновило…
– Тогда разрешите мне Взять с собой русского генерала, – попросил осторожный Ланжерон. – Вот хотя бы Петра Кирилловича Эссена.
Генерал-лейтенант Эссен находился в это время в Журже, где командовал корпусом передовых войск.
Кутузов одобрил и его предосторожность, и его выбор. Он вручил графу запечатанный пакет. На другой день, в десять часов пополуночи, оба генерала были уже в Рущуке.
Их встречали с обычными церемониями, принятыми в Оттоманской Порте.
На правом берегу Дуная Ланжерона и Эссена ожидал турецкий офицер со свитой в пятьдесят кавалеристов. Сотня янычар была выстроена шпалерами до дому великого визиря, находившегося недалеко от реки. Генералам подали лошадей, убранных богатыми попонами. За ними шло два десятка скороходов, которые несли большие шесты с серебряными набалдашниками.
Двор и комнаты Решида Ахмед-паши были заполнены офицерами и янычарами. Едва Ланжерон и Эссен в сопровождении переводчика вошли из приемной, как через другую дверь проследовал великий визирь и сел на диван, на почетном месте в углу комнаты. Его лицо, с резкими чертами, выдавало грузинское происхождение. Около Ахмед-паши, на специальной подушке, лежал золотой футляр с государственной печатью, которую Кутузов имел мудрость вернуть ему. Позади, на огромном ковре, висели герб Оттоманской Порты, священное зеленое знамя и богатое оружие.
Великий визирь пригласил Ланжерона сесть по правую от него руку, а Эссена – по левую. Принесли варенье, кофе, трубки. В немногих словах посланник Кутузова изложил смысл своей миссии:
– Глубокое уважение и доверие, которое питает к вам наш главнокомандующий, заставили его просить определить с ним одним условия мира…
По договоренности с Михаилом Илларионовичем, Ланжерон предложил провести границу по реке Серег.
Ахмед-паша задумался, а потом произнес длинную речь.