Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин

– Заверяю ваше величество, что в этом не может быть никакой надобности, – непререкаемым тоном обещал Кутузов. – Я скорее лягу костьми, чем допущу неприятеля к Москве…

Государь в ответ со своей обворожительной улыбкой приобнял генерала и коснулся своей свежей, розовой ланитой его старческой, обвисшей щеки, что означало поцелуй.

Утром этого дня, получив повеление явиться к Александру, Михаил Илларионович в кругу близких рассуждал: «До сих пор мы все отступали. Но, быть может, так и было нужно». Свои истинные мысли и намерения он, понятно, не хотел, да и не мог открыть Александру. Лишь молчаливой улыбкой согласия поддержал призыв государя перейти наконец к наступательным действиям.

Затем Александр приказал Кутузову, при благополучном обороте войны и занятии русскими войсками западных губерний, поступать кротко с теми жителями, которые по отношению к России забыли долг верноподданных…

Желая выказать свою полную доверенность верховному вождю, император ознакомил его с секретными письмами Багратиона, Ермолова[19] и некоторых других лиц, где в самых резких выражениях порицались действия Барклая-де-Толли.

«Багратиону, как главнокомандующему 2-й армией, сие извинительно… – подумал Михаил Илларионович. – Но Ермолову… Как может он, начальник штаба 1-й армии, порицать так своего командира!..»

Осторожный Кутузов всегда был столь тонок в обращении с подчиненными, что никак нельзя было удостовериться в полной его доверенности. Можно сказать, что до самого конца он доверял только одному человеку – самому себе. Письма Ермолова Александру заставили его переменить мнение о своем бывшем любимце, которого Михаил Илларионович выделял еще с похода 1805 года. Отныне Кутузов сделался к Ермолову заметно холоднее…

Спектакль близился к концу, когда Михаил Илларионович пустил в ход ключевую реплику.

– Ваша жизнь, государь, бесценна для России… – проникновенно сказал он. – Умоляю ваше величество довериться мне в ведении военных операций и отказаться от личного присутствия в армии…

Это был замаскированный, но тем более болезненный удар по самолюбию Александра, которому не могла не припомниться его молодая самонадеянность, так дорого стоившая в пору аустерлицкого поражения. Оставалось не заметить, о чем идет речь, и поблагодарить старого хитреца за благородство его верноподданнического чувства.

Государь проводил Кутузова от кабинета до передней комнаты. Возвращаясь к себе, он сказал ожидавшему его графу Комаровскому:

– Не я, не я, а нация его хотела. Что до меня… я умываю руки.

Михаил Илларионович добился, хотя бы на время, того, чего желал: самостоятельности. Теперь он готовился схватиться с покорителем Европы, унять которого, на заре первых побед Бонапарта, мечтал Суворов.

Здесь невольно приходит на ум сопоставление Кутузова с Суворовым.

4

Первое, что напрашивается само собой, когда думаешь о Кутузове, – это анти-Суворов.

В самом деле: Суворов худ, Кутузов толст, даже тучен; Суворов быстр, стремителен в движениях, Кутузов медлителен, малоподвижен, флегматичен; Суворов полдня проводит в седле, Кутузов в его же возрасте избегает верховой езды и даже просит жену, когда в 1800 году Павел I вызывает его из Вильны к себе в Гатчину, приискать в Петербурге «двух лошадей смирных». Суворов не любим прекрасным полом и, кажется, к нему равнодушен, он несчастлив в личной жизни; Кутузов вне боя, даже стариком, появляется в окружении молодых женщин, и прехорошеньких, он любящий и любимый муж, отец, наконец, дед, который осыпает заботливыми письмами, подарками, деньгами свое многочисленное семейство. Суворов умерен, если не сказать, аскетичен в еде; Кутузов – гастроном и сибарит. Суворов не любит себя внешнего, ненавидит зеркала и через силу позирует художникам; Кутузов, красавец в молодости, напротив, с видимым удовольствием дозволяет запечатлеть себя кистью и резцом. Суворов не терпит жизни в свете, избегает задерживаться в столице; Кутузов обожает балы, веселье, вызывает в Бухарест итальянскую пантомиму, а в Вильне не пропускает французских спектаклей, он является непременным участником интимных куртагов Екатерины II, где очаровывает и императрицу, и иностранных посланников, он блестящий вельможа и светский человек.

И самое главное. Суворов в бою не знает слова «ретирада», он весь в наступательном порыве, в смелом и дерзком поиске: «Ударь в штыки, коли, гони, бери в полон… Богатыри! Неприятель от вас дрожит…» Кутузов необыкновенно осторожен и осмотрителен, его излюбленный маневр – заманить, подстроить ловушку, перехитрить. Суворов для достижения цели – победа! – не щадит ничего и никого, начиная с самого себя; Кутузов стремится решить дело непременно малой кровью и почасту проливает слезы, слыша доклады о потерях, – оплакивает даже турок, мрущих от голода в осажденном лагере под Слободзеей…