Кузнец

Казаки встали к орудиям, к бойницам. Сколько ни готовься к войне, а в такую минуту унять волнение трудно. Потянулись минуты ожидания. Гонец в Хабаровск ушел. Выставили и секреты по берегу.

Довольно долго было тихо. На реке темнело. Только сполохи от догорающего настила освещали водную гладь. Еще немного, и темнота будет такая, что точно не прицелишься. Хорошо если корабли врага разглядишь. Прорвутся, гады, ей-ей, прорвутся! Ничего, удержим их, сколько сможем, а там отец что-нибудь придумает. Он всегда придумывает.

Стемнело. Хорошо, что небо у нас, на Амуре, почти всегда чистое. Отец рассказывал, что в других местах по все дни тучи висят. А здесь ночью небо звездное. Правда, луны сегодня нет. Ну, ничего, что-то видно, уже хорошо. Богдойское войско же не три корабля.

* * *

Весть о богдойцах пришла поздно вечером, да не одна. Через час после первого гонца прибыл второй. Первый рассказал о трех кораблях на Шинголе-реке, то есть на Сунгари. Это было неприятно, но ожидаемо. А вот второй гонец наделал шума в узких кругах. Богдойцы смогли расцепить и сжечь настил на реке. Теперь путь в Амур свободен. Это сильно меняло планы.

Срочно подняли пять сотен казаков, загрузили на корабли с пушками, поставили на них три пулемета, два гранатомета – словом всё, что было под рукой. Корабли вышли к впадению Сунгари в Амур. Понятно, сразу же отправили весть в Благовещенск и по всем острогам.

Место казаков в городе заняли новики – где-то больше десяти сотен. Оставшиеся пять сотен казаков вышли на конях берегом. Попробуем уже в Амуре богдойцев потрепать. Корабли у нас для того времени очень даже продвинутые. Не фрегаты, не галеоны, но для речных судов довольно большие. На каждом по несколько пушек установлено. А на двух флагманах и вовсе по десятку. Если в ряд выстроятся, то выйдет бортовой залп в шестнадцать пушек. С берега тоже добавят. Бог даст, остановим. Ну и Андрейка их просто так не пропустит. По крайней мере, так хотелось верить.

Я пошел берегом. Всё же не морская у меня душа. Не люблю, когда под ногами не твердо. Понятно, что в Сибири реки – главные дороги. Но одно дело – нужно идти, а другое – люблю. А коли есть выбор, то лучше по земле.

Темно-то как. То есть что-то видно, но меж островов затеряться совсем не сложно. Разминемся, а богдойцы к Хабаровску пойдут. Там тоже не пусто. Новики, конечно, не то что казаки, но тоже сибиряки, себя в обиду не дадут. И пушки там остались, и пулеметы есть. Прорвемся!

* * *

Андрей не отводил глаз от реки. Сейчас, сейчас появятся. Не пропустить бы. Но корабли врага появились неожиданно. Вроде бы на миг прикрыл уставшие от напряженного вглядывания в полутьму глаза, а по реке уже движется темная масса богдойских кораблей. Ох, идут. А до света еще целая стража. Успеет ли батюшка? Вроде бы гонца уже давно отправили. Но кто ж его знает? Тут надо самим повоевать.

Не успел еще Андрей дать команду на стрельбу, как ночь разорвало взрывами. Богдойцы начали обстрел крепости первыми. Пушки у них были не сравнить с прежними. Хоть пробить сильные стены они не могли, да и точность при стрельбе была слабой, но крепостным пушкарям глаза слепило. Порой пушкарей обдавало облаком щепок, отколовшихся от стен, осколками ядер.

Андрей дослал снаряд. Пушки были казнозарядные. Выстрелил. На миг уши заложило, хотя рот он успел открыть. Следом за ним ударили и остальные пушки. Залп вышел мощный.

На реке занялась пара кораблей. Хорошо, но мало. Время шло, стрелки просто не успевали задержать громаду, рвущуюся к Амуру.

– Давай еще! – закричал Андрей пушкарям.

Богдойцы часть кораблей поставили напротив крепости, стреляя из них по стенам. Не особо успешно, но стреляли. Казаки были вынуждены прятаться за стеной. Остальные же упорно шли по реке, всё ближе подходя к Амуру, где пушки из крепости их уже не достанут.

– Не спим! – уже совсем громко закричал молодой приказной. Сам подбежал к ящику со снарядами, схватил один и кинулся заряжать.

Остальные пушкари тоже зашевелились. Дали еще один залп. Занялось еще сколько-то кораблей. Потом еще один. Корабли горели, но основная масса уходила в Амур. Первые быстроходные бусы уже входили в новые воды. А богдойский заслон из десятка-другого кораблей горел, но продолжал обстреливать стены острога, заставляя медлить пушкарей.

Андрей снова зарядил пушку. Он воеводский сын, ему труса праздновать никак нельзя: казаки уважать не будут. И то смотрят косо: мол, двадцать только минуло, а уже приказной в целом остроге.

Выстрелил. Пожар на одном из отставших судов занялся знатный. В этот миг что-то сверкнуло, обожгло. Мир перевернулся и стал проваливаться в темноту.

– Андрейку Кузнецова сына побило! – закричал кто-то рядом.

Андрей с трудом отогнал пелену от глаз. Над ним сгрудились уже не отцовы, его ближники. С ними рос с измальства.

– Лошадь… лошадь, – с трудом выдавил он из себя.

– Потерпи, Андрейка! – почему-то шепотом проговорил дружок Глеб. – Сейчас знахарка острожная прибежит.

– Пушки лошадью тащите, – проговорил Андрей. – На Амур, на берег. Бате помогите.

Дружки переглянулись.