Кузнец (СИ)

– Тут все просто. Он меня уже, почитай, лет тридцать знает. Я к нему весточку из Мангазеи вез от воеводы. Он мне помог из тюрьмы якутской выбраться. Я всегда благодарил. Только он не всегда брал. Говорил, что наши дела полезны России. За то денег брать грех. Думаю, могу я к нему письмо написать. Все там про тебя расскажу. Авось, уважит.

С тем и расстались.

Шли долго, перебираясь по волокам на Иртыш. В Тобольске за изрядную мзду заручились и письмом воеводы, о том, какой я хороший воевода, да и парень хоть куда. Дальше пришлось идти посуху, на телегах. Перевалили через Уральский хребет. Собственно, хребет этот так себе. У нас и сопки повыше будут. Потом опять на стругах, опять на телегах. А вокруг, мама родная, нищета какая. Война, которая уже десять лет тянется, да все не кончится, из страны все соки вытягивает.

Только к исходу третьего месяца добрались до Москвы. Но поехали не к Кремлю, где располагался Сибирский приказ, а свернули к Остоженке. Потом еще раз свернули, и оказались перед большим домом за крепким забором. Дом тот, по моему поручению, еще три года назад купил Степан. Теперь здесь располагался весь отряд. В этот день мы никуда не поехали. Просто отдыхали, приходили в себя после долгого пути.

Утром, нагрузив на телеги ясак, взяв подарки дьякам и судье, под охраной десятка казаков в блестящих кирасах, двинулись в Кремль. Стрельцы на входе принялись изображать большое начальство. Хотелось двинуть им пару раз, но сдержался. Достал серебряную монету. Сработало отлично. В приказе довольно быстро решив все служебные дела, стал проситься к боярину с челобитной. Просил передать, что привез я не только ясак, но и письмо от Хабарова и Тобольского воеводы.

На мое удивление, довольно быстро меня позвали в небольшую светелку, где за столом сидел уже немолодой боярин с суровым выражением лица. С таким лицом хорошо преподавать начальную военную подготовку или заниматься военно-патриотическим воспитанием. Вот каков Радион Матвеевич Стрешнев, ближний человек царей Московских. Стрешнев долго осматривал меня. Не знаю, что именно он отыскивал. Да, большой я. Тут претензии не ко мне, а к родителям. Наконец, заговорил.

– Значит, Афанасий преставился. Земля ему пухом. О тебе я слышал, Онуфрий Степанов сын. Много слышал. Больше слышал хорошего. Ты и ясак шлешь точно в упрек иным. Сказывали, дважды богдойцев разбил, данью обложил.

– То ложно говорят, батюшка. Я только малого князца северного разбил. А само царство богдойское огромное. Мне с таким не справится.

– Про то ведаю. И хорошо, что честен ты. Только много на тебя и доносов идет. Что дерзок ты не по чину, что хитер. Так это?

– Что сказать, батюшка. Коли чувствую, что кривда творится, не могу молчать. Хочу сдержаться, а не всегда выходит.

Глава приказа одобрительно посмотрел на меня. Типа, молодец. Я сам такой. А я продолжал:

– Говорят, что хитер. То правда. А как быть, коли враг намного сильнее тебя. Силой не выходит. Так мы, казаки, хитростью того врага побеждаем. На реке Амур людишки под государевой рукой разные. Друг дружку не любят. А мне оно не надо. Вот я их хитростью-то в мире и держу. И богдойцев туда не пускаю. Иначе трудно будет. Много крови.

– Ишь, ты! – почти весело проговорил мой начальник. – Верно говоришь. И говоришь, как по писаному. Дружок твой, Ерофейка пишет, что лучшего воеводы не найти. А сам как считаешь?

– Про то лучший я или нет, батюшка, не мне судить. Стараюсь делать честно все, что поручено. Пока сил хватает, так и буду служить.

– Ладно говоришь. Смотрю и ясак привез немалый. А сможешь в том году в половину больше привезти?

– Постараюсь, батюшка. Костьми лягу! – почти навзрыд ответил я.

Про себя посчитал. Так, в этот раз привез товару и всяких ништяков тысяч на семь. Десятку осилим. Мужик, ты только дай мне зеленый свет. А там, мы уже разберемся.

Стрешнев опять долго смотрел на меня, словно что-то решал. Наконец, произнес.

– Ты, боярский сын, ужо поди. Как решу, тебе сообщат.

Я поклонился в пояс и вышел. Так и не понял, в плюсе или нет.

Домой ехали в расстрепанных чувствах. Точнее, в сложных чувствах были мы со Степаном. Казаки ехали весело, кричали что-то проходящим девкам. Хорошо им.

Вечером Степан часа на два исчез. Когда появился, сообщил, что был он у подьячего, что в приказе уже много лет служит, наши интересы блюдет. Так вот, от того подьячего он узнал причину неопределенного ответа Стрешнева. В Приамурье толкали своего человека Милославские. Стрешневу же он изрядно не нравился. Но ссорится с могучим кланом он не хотел. Потому и колебался до самого вечера. А вечером-то и написал грамоту на воеводство. Для меня. Ура! Мы победили!