Кузнец (СИ)

Все, пора совет собирать. Прошел по городку. А ничего так обжили мы будущий Благовещенск. Пока еще не город, конечно. Острог стоит. Но уже не слабый. Избы тянутся улицами. И много их. Штук сто, может, больше. Нормальные такие избы-пятистенки. Некоторые и в две клети вместе. Это те казаки, что взяли местных девок в жены, теперь семьями живут. И таких уже человек двадцать. У кого-то жены уже и брюхатые ходят. Скоро пополнение родится. В центре городка пустое место. Типа, площадь. На ней только колодец. Возле площади и дом приказного. Его для Хабарова строили. Теперь мне предстоит жить. Честно сказать, мне и с пушкарями было нормально. Только ноблес, как говорится, оближ. В смысле, положение обязывает. Обживемся и здесь. Дом в два этажа. Обнесен изгородью с воротами. Нормальный такой домик. Здесь же три здоровых сарая. Один хлебный, другой ясачный, с мехами, третий с огненным зельем и запасом оружия. Здесь же моя кузня будет. Стены в городе пока просто тыном стоят. Но это дело временное. Укрепим.

Кое как разбудил всю нашу братию. Сказал, что, как смогут, пусть в избу приказного идут. Сам тоже туда отправился. У Хабарова в прислуге были две бабы даурские. Были они не молодые. Может, потому свои их и не стали выкупать. Так они у приказного и прижились. Я тоже их прогонять не стал. Дом в порядке содержать надо. А сил на то нет от слова совсем. И времени не очень. Сказал, чтобы выставили на стол в большой светлице хлебного вина немного. Только похмелиться братьям. А к нему уже рассола от капусты квашенной, сала копченного, рыбы соленой и хлебца. Не жрать собрались, а думу думать.

Пока они готовили все, народ стал подтягиваться. Все помятые, грустные. Ничего, чаркой поправились, рассольчиком запили, веселее стало. Тут я и стал говорить.

– Такое дело, братцы. Я командовать пока не научен. Вместе будем думать. Кто знает, тот и говорит. Первое дело – про хлеб. По книгам у нас его изрядно. Только надобно знать, где он есть. Кто скажет?

Народ пошумел для порядка, а говорить стал Третьяк, что с Хабаровым был изначально.

– Дело тут не хитрое. Основной запас здесь и лежит в амбаре. А пудов семьсот в Албазине. Там и полсотни казаков и пашенные, которых Ерофей на землю посадил.

– А сколько тех пашенных?

– Вестимо. Десять семей. Мужеска пола хлебопашцев три десятка. Баб два десятка и еще три. А сколько детишек, мне не ведомо. О том годе запахали они пятьдесят десятин земли. Договор был, что десятую часть они в государев амбар отдают.

– А велик ли урожай будет?

– Про то не знаю. Мы же в походе по все время.

– Спасибо, брат. Давай про хлебный запас ты ведать будешь. Вот возьмешь пару казаков, наш амбар посмотришь, потом и в Албазин съездим, городок проведаем, да крестьян навестим.

– Ладно, брат. Устроим.

– А скажите, братья, кто у нас меха ведает?

– Так, Хабаров сам и ведал – после молчания отвечал Артемка-племяш.

– Не дело. По книгам я смотрел. Но бумага одно, а руками имать – другое. Кто со счетом хорош? Не ты Артемий. Для тебя особое дело будет.

– Ну, я знаю маленько – проговорил Трофим.

– Вот ты и посчитай, друг милый, сколько в амбаре, сколько на стругах?

– Что ж я дьячок какой? Казак я!

– Так ведь и я не дьяк, даже не дьяков кум. Только, если мы хотим здесь жизнь вольную построить, нужно нам знать, чем мы владеем, что можем, а что и нет. Не так?

– Так-то оно так. Только тяжкое это дело.

– Не труднее, чем остроги брать.

– Потом мы и дьячков найдем, и подьячих. А пока нам самим надо.

Разобрались и с этим. Перешли к делам военным. Тут уже все вздохнули вольнее. Про хозяйство никто особо говорить не любил. Не казачье это дело. А про воинские дела – оно важно и нужно. Казаков у нас всех оказалось четыреста восемьдесят три человека. Из них пятьдесят сидели в Албазине, десяток в Кумарском остроге, остальные – здесь. Было у нас на это воинство четыре сотни малых пищалей, шесть пушек. Три бронзовых, три чиненых железных, что у богдойцев отбили. Был запас пороха и свинца изрядный. На год хватить должно. А дальше – непонятно. Поживем, увидим.

Я без торопячки подводил ближних людей к тому, что нужно нам еще и казаков, да и крестьян хорошо бы побольше пашенных, чтобы от даурской хлебной дани меньше зависеть. Согласились. Решили, что в Якутск отправим караван с ясаком. Скажем про грамоту из приказа, чтобы пашенных людишек на Амур переселять. Только это не все. Как там с новым воеводой повернется, одному Богу известно. А пашенные и охочие люди нам нужны. Потому потом поедут казаки со Степаном Смоляным в Илим, в Якутске поговорят с Никифором Хабаровым. Письма мои передадут про вольную жизнь на новой земле. Пусть людям порасскажут. И не только в Илиме и Якутске. Пусть и до Енисейска дойдут, зовут их к нам. А то, что после уплаты ясака останется, сороков десять тоже Никифору отправим, и другое добро, что у дауров взяли. Он же пусть взамен нам шлет порох мимо воеводской казны и железа доброго, свинец для пуль.

На том и порешили. Народ еще пошумел, да и расползся по делам. А племянника Хабарова, как Мюллер Штирлица, я попросил остаться.