Квартет Розендорфа

Мне бы хотелось исполнить концерт с оркестром. Сейчас идут переговоры между месткомом оркестрантов (Литовский тоже входит в него) и правлением. Правление предпочитает давать лучшим оркестрантам сольные выступления, чем повышать им зарплату, но, по мнению Литовского, местком не может уговорить правление включить в репертуар вещь, которая не была выбрана дирижером. Сам он не в большом восторге от того, чтобы оркестр исполнял произведение современного английского композитора.

— Почему?

— Потому что Британия не выполняет Декларацию Бальфура[63].

Я ушам своим не поверила:

— Но какое это имеет отношение к музыке?!

— Все связано, — ответил он с непроницаемым лицом, словно разговаривая с глупой бабенкой, которая ничего не смыслит.

Каждый час, который Литовский проводит на пляже с тель-авивскими сорвиголовами, добавляет ему новый слой шовинизма. За два года с него облетела культурная оболочка, привезенная из Германии. Он уже успел позабыть, что совсем недавно яростно защищал либеральные взгляды.

Потом, испугавшись, что говорил как слепой фанатик, Литовский решил подкрепить свою позицию дополнительным доводом:

— Публика в Эрец-Исраэль еще не созрела для современной музыки, ее надо готовить постепенно.

И это тоже неправда. Здесь много выходцев из Европы, требующих, чтобы оркестр исполнял современную музыку. Уолтон тут, правда, пока неизвестен, — в сущности, и я его не знала до знакомства с Эдмондом, — но в прошлом году одна газета опубликовала письмо в редакцию, подписанное ста двадцатью держателями абонементов из Хайфы, где от оркестра требовали исполнять каждый сезон одну симфонию Малера и одну симфонию Брукнера (купили акцию за фунт и думают, будто приобрели право участвовать в составлении программы…), причем в списке композиторов, чьи произведения от нас потребовали исполнять, упомянуты имена Крегера, Альбана Берга и Хиндемита.

Эдмонд предложил мне брак самым косвенным образом, какой только можно представить. Словно между прочим он намекнул, что срок его службы на Ближнем Востоке должен закончиться в сентябре 1939 года, то есть через год с небольшим. До тех пор я должна «испытать свои чувства». Слова эти, разумеется, не были произнесены, но было ясно, что именно это имелось в виду, когда он вдруг начал говорить со мной о политической обстановке — тема, которой мы никогда не касались за все время своего знакомства. После аншлюса Австрии стали громче раздаваться голоса, требующие обуздать Германию силой оружия. Я должна была понять, что, если начнется война, жизнь Эдмонда изменится.

Иначе говоря, у меня есть время решить — до сентября 1939-го или до того момента, когда вспыхнет война. В любом случае в моем распоряжении долгий срок, чтобы подумать.

Подумать — это правильное слово. О чувствах я себя не спрашиваю. Я не влюблена в Эдмонда — это ясно. Но он, безусловно, человек, с которым я смогу жить в одном доме, если дом будет достаточно большой, чтобы иногда можно было и потерять друг друга, — вроде родового поместья, которое он должен унаследовать в ближайшем будущем. Это вовсе не алчность (представляю, как раскритиковал бы меня Фридман, если бы прочел мои мысли) и не мещанская тяга к блестящей жизни в роскошных дворцах — мне хорошо известны темные стороны аристократии. Мне просто необходима приличная дистанция от мужчины. Я никогда не смогу вынести постоянного присутствия мужчины, который будет следовать за мной, как тень. Мне необходимо как можно больше простора. Если мне удастся сделать карьеру солистки — Эдмонд верит, что в Англии меня «откроют», — то я почувствую себя свободной только в тот момент, когда сяду в поезд, увозящий меня в далекий край.

Бедный Эдмонд. Угораздило его влюбиться в такую, как я. Но я не могу ответить ему ни да, ни нет, пока не прояснится будущее квартета.

Красивое лицо Эдмонда излучает очарование неизменной прямоты. У этого человека, кажется, ухаживания тоже распланированы с учетом дальней перспективы. На каждый отрезок времени намечены особые рубежи. Война и я соединены у него неразрывной связью. Насмешка судьбы: мне снова придется планировать свою жизнь применительно к событиям в Европе. Эта политика, хоть я ею совсем не интересуюсь, преследует меня повсюду. А Эдмонду, человеку ярко политическому, придется строить свою жизнь, исходя из шансов на сохранение Квартета Розендорфа.

Те немногие англичане, которых я знаю, — чудесные люди, обладающие спокойным достоинством, естественной вежливостью и тонким юмором. Такие люди возбуждают во мне любопытство, а порой охоту проверить, таковы ли они внутри, как с виду.

Пока что у меня не было возможности узнать, сохраняет ли в трудные минуты этот совершенный джентльмен отличающие его душевное спокойствие и определенный характер. Странный человек: Чайковский вызывает у него слезы, а сообщение о смерти отца, которого любил и перед которым преклонялся, он принял с невозмутимым видом, не выказывая горя.