Квартира за выездом

Снег в Марнеули бывает не каждый год, а если и бывает, то радует глаз всего лишь несколько часов. Софико с сожалением отошла от окна. Насмотрится ещё, а сейчас надо заняться делом. Взяла фланелевую сухую салфетку, которой собиралась очистить зеркальную поверхность, и замерла в шаге от зеркала, боясь снова увидеть себя постаревшей, со впалыми щеками и скорбно сжатым ртом. Пальцем нарисовала на мыльной поверхности девичью головку, бессознательно копируя Бодбийскую иверскую икону Божьей матери. Получилось здорово. Софико заключила рисунок в затейливую рамку. Углы остались белыми, и для достоверности антуража она изобразила в каждом канонический грузинский крест с опущенными вниз перекладинами.

Такой крестик она привезла Нине в подарок, но не отдала, потому что у Нины уже был, как жаль. Серебро с эмалевой росписью: стилизованная виноградная лоза на синем фоне, символ мирного неба, плодородия и благоденствия. Софико подержала крестик в ладони. Пусть у Нины их будет два, ведь ничего плохого в этом нет. Вернётся с работы и найдёт. А Софико пожмёт плечами: «Не знаю, откуда появился. Может, это подарок неба?»

Вытерев стекло насухо и оставшись удовлетворённой увиденным (отражение было её собственным и вполне так презентабельным), Софико повесила серебряное эмалевое чудо на угол зеркала. То, что случилось вслед за этим, казалось невероятным: зеркальная поверхность зазмеилась трещинами, сквозь них проступило старушечье лицо. Вместо глаз чёрные угли, вместо улыбки оскал. Софико ахнула, отскочила к столу и запустила в зеркало тем, что подвернулось под руку. Подвернувшееся оказалось конфетницей из прессованного хрусталя, тяжёлой, массивной. Она пробила зеркало насквозь и глухо ударилась о стену. Паркет усыпали острые осколки. Из каждого – смотрели старухины глаза. Изабелла (или то, что было в ней) не хотела уходить, не хотела умирать.

Софико выметнулась из квартиры и сбежала вниз по лестнице на четвёртый этаж. Нина показала ей, где живёт управдом Егорыч, к которому можно обратиться в случае чего, Софико тогда не поняла смысла русской идиомы «в случае чего», а теперь понимала. Случай чего наступил, «чегее» не бывает. А имя у управдома странное, Симеон Егорыч. Она энергично забарабанила в дверь кулаками.

– Симеон, откройте! Я из десятой квартиры, где Нина Дерябина живёт. Откройте!

Услышав фамилию Дерябина, управдом тяжко вздохнул и обречённо поплёлся открывать. Перед ним стояла вовсе не Нина.

– Я её сестра. Я зеркало нечаянно разбила, и надо вставить стекло, срочно, пока она с работы не пришла. А я здесь никого не знаю. Не знаю, куда звонить. Помогите мне, я отблагодарю, вы скажите сколько. Только чтобы стекло было… нормальное, и чтобы сегодня.

Управдом моргнул. Сестра у Нины Дерябиной, похоже, одного поля ягода. Несёт невесть что, зеркальщика ей подавай, да быстро… И заплатить обещает, сколько скажу. Вот принесли её черти… Где-то телефонный справочник был, надо поискать… да вот он! Так, так, так… Ремонт домашних зеркал и реставрация. Дура девка, сама могла бы позвонить.

– Не моё это дело, и в обязанность не входит, – начал Егорыч, но Софико не дала ему договорить:

– Знаю, что не ваше. Сказала же, заплачу. Я в Москве всего неделю, из дома не выходила, болела сильно, Нина столько возилась со мной, а теперь ещё зеркало… – Софико в отчаяньи стиснула пальцы. – Вернётся с работы, увидит, что я ей скажу? Что я ей скажу?..

– Что скажу… Горе ты моё. Спасибо скажи, что у вас Егорыч есть, без Егорыча – что бы делала… Это она тебе сказала, как меня звать? Семён я, Семён Егорович. Дядя Сёма. Платить будешь мастеру, за работу и за срочность, а дяде Сёме беленькую купишь. Поллитра. Иди деньги дашь, я сам куплю. Дядя Сёма не пьяница, просто для душевного спокойствия… – расчувствовался Егорыч, соображая, что бутылка у него почти в кармане, а девчонка сама не своя, и мастера он ей найдёт, расшибётся в лепешку… Что там у него есть из закуски?..

– Симеон, я прошу вас, пожалуйста! Мне мастер нужен, срочно, прямо сейчас! Скажите ему, что зеркало прямоугольное, винтажное, размер я записала, вот возьмите. – И всунула Егорычу в руку листок. И купюру всунула. Егорыч посмотрел, обомлел и кинулся звонить.

* * *

Домой Нина ехала радуясь непонятно чему, несмотря на усталость и летящую в глаза метель. Весь день шёл дождь вперемежку со снегом, и клиентов было мало. «Сейчас ещё ничего, а вот как нам домой идти – будет ледяной дождь или метель» – шутили девчата из Нининой смены. И угадали: метель поднялась нешуточная, ветер забирался под воротник, пытался сбить с ног, горстями бросал в лицо снежную крупку. Нина стояла на троллейбусной остановке и улыбалась, представляя, как Эби лежит на диване, обнимая лапами плюшевого мишку, а Софико стоит у окна и любуется снегом, который для неё – редкостное удовольствие. Нина поглубже надвинула капюшон. Удовольствие это когда смотришь на метель из окна. А когда ты с ней лицом к лицу, а троллейбуса всё нет, «удовольствие» воспринимается по-другому…