Квинт Серторий. Политическая биография

Судя по Плутарху, именно в это время и произошло сближение Цинны и Сертория (Plut. Sert., 4,4). Неизвестно, кто стал его инициатором, но очевидно, что оба могли быть полезны друг для друга. Последний, примкнув к Цинне, «присоединился к врагу своего врага и человеку, дававшему ему надежды на будущее». В свою очередь, сам «Серторий был опытным воином, а Цинна имел все основания ожидать яростного сопротивления своим проиталийским планам. Весьма возможно, что Цинна… пригласил Сертория, эффектного, хотя и не до конца отшлифовавшего свое искусство оратора, чтобы он обратился к народу и поддержал его проект». Не исключено, что эти выступления и слышал Цицерон, позднее довольно иронически оценивавший ораторскую манеру нурсийца[135].

В конце концов Цинна внес предложение распределить италийцев по всем 35 трибам и вернуть из изгнания Мария и его сторонников. Несколько плебейских трибунов наложили вето на этот проект. Новые граждане, во множестве прибывшие в Рим по столь важному случаю, угрожая оружием, потребовали снятия вето. На форуме начались столкновения между приверженцами и противниками Цинны, которые переросли в кровавое побоище. Видя, что он терпит фиаско, консул стал призывать к оружию рабов[136], но безуспешно. В итоге ему пришлось бежать из Города с группой сторонников, в числе которых оказался и Серторий. Сенат отрешил Цинну от должности за то, что он покинул Город в момент опасности и обещал свободу рабам. На его место был назначен фламин Юпитера Луций Корнелий Мерула, подобной чести отнюдь не добивавшийся (App

. ВС, I, 64–65; Plut. Sert., 4,5; Mar., 41,1; Liv., ер. 79; Vell. Pat., II, 20, 2–3).

Действия сената представляли собой явное нарушение закона, т. к. он не имел права низлагать консула (Арр

. ВС, I, 65)[137]. Нелегитимным выглядело и назначение Мерулы[138].

В результате Цинна, сам недавно терроризировавший комиции, оказался в роли защитника законности[139]. Он немедленно отправился в соседние с Римом города, а затем в Кампанию, призывая оказать ему содействие как италийцев, так и римлян. Цинне была оказана весомая поддержка. Важнейшим его успехом стало то, что ему удалось склонить на свою сторону армию Аппия Клавдия Пульхра, стоявшую под Нолой. Сенат же и консулы, прежде всего Гней Октавий, не проявили должной энергии и тем позволили Цинне сформировать значительные силы. Вызванная ими армия Помпея Страбона не проявляла особой активности, поскольку ее командующий прежде хотел получить гарантии своего избрания в консулы на 86 г. (Арр

. ВС, I, 65–66; Liv., ер. 79)[140].

Очевидно, Серторий сыграл в этих событиях значительную роль, поскольку вошел в число четырех командующих антисенатскими армиями наряду с самим Цинной, а также Марием и Карбоном (Арр. ВС, I, 69; Liv

., ер. 79; Flor., III, 21, 13). Более того, весьма возможно, что он являлся главным военным экспертом Цинны, коль скоро опасался конкуренции со стороны Мария и, стало быть, считал себя сопоставимой с ним по положению величиной. На этом эпизоде следует остановиться подробнее.

Пока происходили описанные события, в Этрурии высадился Марий. Здесь он набрал войско численностью до 6 тыс. чел. и прибыл к Риму (Арр. ВС, I, 67). Цинна с одобрения своих соратников пригласил его присоединиться к нему. И «только Серторий выступил против этого, то ли полагая, что присутствие столь опытного полководца, как Марий, неблагоприятно скажется на отношении Цинны к самому Серторию, то ли боясь тяжелого характера Мария и опасаясь, что тот, не зная меры в своем гневе, вызовет ужасные беспорядки и в час победы преступит пределы права и законности. Серторий говорил, что уже почти все сделано, что они и так уже добились победы, но если они примут Мария, их успех послужит его славе и могуществу, а он человек недоверчивый и неспособный делить власть с другими». Цинна будто бы согласился с доводами Сертория, но добавил, что не может взять назад свои слова. Нурсиец, посетовав на оплошность консула, признал, однако, что Мария придется принять, «ибо верность обязательствам не подлежит обсуждению» (Plut. Sert., 5, 1–3).

Весь этот пассаж чрезвычайно примечателен. Серторий выступает как единственный разумный человек в окружении Цинны, предвидя, чем грозит появление Мария. Причем его беспокоит не только необходимость делиться с ним властью, но и жестокости, которые может сотворить после победы старый полководец. Пусть это лишь предположение Плутарха, но оно органично вписывается в концепцию биографии и эффективно «работает» на образ милосердного и благородного человека; недаром его обаянию поддались апологеты Сертория[141]. В конце диалога он величественно заявляет, что верность обязательствам не подлежит обсуждению — даже в ущерб собственным интересам, как бы подсказывает Плутарх.