Лабинцы. Побег из красной России

По-дружески я пожурил Булавинова тут же после ухода генерала и вдруг слышу от него не раскаяние, а радость, что генерал ушел. И тут же уверяет меня, как и офицеров, что «верхи» не выведут нас из беды. И наша кровь сейчас льется даром.

По воинской дисциплине я мог приказать Булавинову «остановиться» в дискредитации высших начальников, но вижу на лицах у всех офицеров «удовольствие» слушать Булавинова и даже радость в глазах.

Гражданская война есть война народная. И с народом надо было считаться. И «цукни» вот сейчас их всех — завтра они «повесят носы», как оскорбленные.

Мне все это все же не понравилось. Вечер был испорчен.

23 февраля генерал Науменко приказал 2-й дивизии занять станицу Ильинскую. Выступление назначено к вечеру. В лоб, на мостик у самой окраины станицы, через рукав Калалы был брошен 1-й Кубанский полк, который с налета захватил в плен полевую заставу с двумя пулеметами.

Моросил мелкий, нудный дождик. Маленький ростом, но на очень высоком и сильном гнедом коне, ко мне прибыл командир 1-го Кубанского полка войсковой старшина Сердюк и доложил об успехе, весело улыбаясь по-дружески.

Я смотрю на него и тоже улыбаюсь, так как он был очень странно одет. Поверх кителя — шашка, кинжал, револьвер, бинокль. На голове, поверх папахи, — шерстяной вязаный шлем, через отверстие которого видны только глаза и нос Сердюка. «Шлем» мокрый, сползает ему на глаза. Мощный конь не слушает его повода. Сердюк вертится передо мной шагах в

десяти и все время улыбается. Я отпускаю его и вслед кричу:

— А сколько у вас в полку шашек, Фомич? (Так мы его звали в училище.)

— Да сто двадцать пять! — выкрикнул он уже на ходу и поскакал к своему полку в 125 шашек.

С Лабинской бригадой широкой рысью я направляюсь прямо к центру станицы. Красная конница выскочила на восток станицы. Ища «живую силу врага», чтобы ее уничтожить, бригада последовала за ней. Но один из рукавов Калалы и тут пересекает нам дорогу. Красные, спешившись в северо-восточной части, встретили казаков огнем. В станице грязь гораздо глубже, чем в степи. Одна из конных групп, человек в двести, угрожала уже с восточной стороны. Видно было, что красные не хотели оставлять станицы. Высланный 2-й Лабинский полк оттеснил эту группу. Уличный огневой бой затянулся до вечера. Мы занимали юго-восточную часть станицы, а красные северную. Обе стороны разделял болотистый рукав Калалы. При таких обстоятельствах оставаться на ночь в станице было невозможно. Казаков было меньше, и мы были без резерва. Генерал Науменко с остальными частями оставался в Дмитриевской.

Дождавшись сумерек, тихо, казалось незаметно, я повел полк обратно к переправе, что на юге станицы. Но только что Лабинская бригада тронулась, как вслед, и немедленно, появилась красная конница и, под улюлюканье и матерную ругань, открыла по казакам с седел огонь со всех сторон, боясь атаковать. Выслав часть пулеметов к югу, чтобы обеспечить нашу переправу, остальным приказал ответить «огнем на огни». Красные сразу же замолчали.

В непролазную грязь в колонне по-три перешли мы обратно Калалы через единственный мостик к Дмитриевской и вернулись на старые квартиры.

Одно было приятное сознание, что женщины-казачки станицы Ильинской при появлении своих казаков щедро несли им из дворов пироги белого кубанского хлеба и шматки соленого свиного сала, приговаривая:

— Нате вам, родные, а то все забирают у нас эти красные.

К полку присоединилось несколько десятков ильинских казаков, которые, увидев красных воочию, испугались за свое благополучие.

Явившись к генералу Науменко и доложив обо всем, с его стороны не встретил осуждения в неудаче. Доклад он выслушал серьезно и сказал, что завтра пойдет в наступление весь корпус.

Для прочного удержания железнодорожного узла станции Кавказская (хутор Романовский) было недостаточно занятия одной Дмитриевской станицы, имея противника в 7 верстах в станице Ильинской, который в любой день и неожиданно мог атаковать и выбить 2-й Кубанский корпус из Дмитриевской. Тогда бы корпус не удержался и под Кавказской. С потерей этого железнодорожного узла прерывалась бы всякая связь с Терским Войском и Терско-Дагестанским краем всех войск здесь и главнокомандующего генерала Деникина. Прерывалась телефонная и телеграфная связь. Был упущен день, когда 21 февраля корпус не занял Ильинскую, чем отбросил бы красных на восток, в станицу Успенскую, и на север, в станицу Ново-Покровскую, отстоящие от Ильинской на 24 версты.

Штаб корпуса, видимо, это сознавал и решил занять Ильинскую. К тому же Донская армия, 1-й и 3-й Кубанские корпуса, были на север от Кубани не менее как в двух переходах. С занятием Кавказского узла красные немедленно бы устремились в Майкопский отдел, заняли бы Белореченскую, соединились с красно-зелеными, занявшими к этому времени всю Черноморскую губернию, и, конечно, отрезали бы путь отступления всем войскам, потом отступившим к Туапсе.