Стыжу и весь строй, что мне, командиру полка, пришлось разговаривать с каким-то «анчуткою-делегатом» и никто не поинтересовался: «А почему и кто этот человек здесь, верхом, в картузе и с винтовкой за плечами?»
Конечно, мои слова относились к обоим помощникам, к сотенным командирам. Но все потом уверяли, что они его, этого делегата, и не видели раньше.
— Так тем хуже для вас, господа! — говорю им. — Вы допустили его до непосредственного общения с казаками!.. А яд ведь разлагает! — закончил им.
Все соглашаются с этим и искренне возмущаются смелостью «делегата от зеленых», прибывшего в расположение корпуса.
1-й Лабинский полк вновь назначен в арьергард при переходе реки Белой. Я настороже: черт его знает — может быть, их тут, подобных делегатов, много? Может быть, они только и ждут, когда мы тронемся, и откроют по полку огонь со всех кустов? Но все обошлось благополучно. По дырявому настилу моста через Белую полк перешел ее и занял позиции на левом берегу, минировав мост. Здесь были уже густые пролески, и оба берега реки были пологи.
В станице Ново-Аабинской генерал Науменко вызвал меня к себе. Из станичного правления он будет говорить с есаулом станицы Воздвиженской, начальником местного гарнизона, который задержал корпусной обоз, решил не идти в горы и ждать красных. Меня он вызвал, чтобы я слышал весь разговор, намекнув, что, может быть, туда придется послать 1-й Аабинский полк.
В разговоре с этим есаулом генерал Науменко говорил начальствующим тоном, пугал репрессиями, но этим еще более обозлил его. Есаул уверял, что его казаки совершенно не красные. Они просто устали воевать и считают уход в горы бесполезным. И остаются в своей станице лишь потому, чтобы «сгладить» могущие быть репрессии красных над станицей, о чем просили его старики, и он, есаул, сам сознательно идет на эту жертву.
Этак он ответил Науменко, когда последний иростыдил его, что они «потеряли казачью честь и предают Кубань».
На эти слова со стороны есаула получился не менее философский ответ, что «предают Кубань те, кто бросают свои станицы, бросают свои семьи на произвол судьбы, а сами уходят в горы. А он, есаул, местный житель, жертвует собой для спасения станицы. Но, зная лично генерала Науменко и уважая его, он отпускает корпусной обоз», — закончил он.
фамилию и судьбу этого есаула я не знаю, но, конечно, он ошибался в своих выводах.
Боевые курьезы за рекой Белой.
Полковник Шляхов (разность мнений)
Заняв многочисленные лесные бугорки на левом берегу реки Лабин-ский полк ждал красных. Ему была придана артиллерия, расположившаяся на позиции позади полка.
Красная конная лава приближалась с севера. Оказалось, что Партизанский отряд полковника Польского еще не переправился с нами. Дружным махом из села он, опрокинув красную конницу, стал отступать к мосту. Лава красных двинулась вслед за казаками. Какой-то казак отряда Польского, повернув своего коня обратно и что-то выкрикивая, с обнаженной шашкой поскакал в сторону красных и скрылся в мачежинниках. Назад он не вернулся.
И лишь только партизаны перешли мост, как к нему устремилась с востока новая конная группа красных. Подпустив ее к мосту, махнул рукой казаку-подрывнику «нажать кнопку». Клуб дыма, щепок и воды взвился ввысь. Пулеметы есаула Сапунова тут же «заговорили» во всю свою мощь. Красные в полном беспорядке бросились назад и скрылись в селе.
Видим: с севера движутся к мосту какие-то линейки и небольшая конная группа.
— Приготовиться! — командую пулеметам, и — ждем.
Ждем и видим: колонна тихо, совершенно не боясь нас, идет к мосту. В бинокль вижу казаков, «настоящих» казаков. А кто они — не знаю.
— Господин полковник! Да ведь это, кажется, наши! — восклицает один из ординарцев.
Я, напрягаясь, рассматриваю их в бинокль. Колонна подходит к самому мосту и останавливается, так как он взорван. Они машут нам руками, прося помощи. В них мы опознаем «своих».
Посылаю вброд несколько казаков, и они помогают переправиться им к нам. Это оказались санитарные летучки одной из наших дивизий, где-то задержавшиеся своим выступлением в поход. Я пожурил их за медлительность и немедленно отправил в тыл.
Спустя час со стороны Филипповских хуторов, к Царскому Дару, показалась новая конная группа человек в пятьсот. Она шла спокойной рысью во взводной колонне, словно не торопясь. Наша артиллерия немедленно открыла по ней шрапнельный огонь. Это для красных было полной неожиданностью. Их начальник быстро построил свои четыре эскадрона в развернутый двухшереножньгй строй. И вся эта конница, видимо полк, очень стройно, широким наметом бросилась к селу.