Лабиринт

Поначалу они даже не обратили внимания на бесцеремонного гостя. Как обычно в больших старинных купеческих домах, передняя была просторной и темной. Домашние туфли, которые полагалось надевать, чтобы пройти в комнаты, стояли у главной колонны, поддерживающей крышу, и их приходилось отыскивать ногой на ощупь; но все же в ней не царила такая беспросветная темень, как в родном доме Сёдзо. Здесь не было дощатой перегородки, отделяющей переднюю часть дома от внутренней; вместо нее во всю ширь стены висела редкая бамбуковая штора, на которой белыми иероглифами по черному полю было выведено «Саноя».

Все это говорило, что ты попал в частную резиденцию богатой семьи. В отличие’ от отцовского дома, где с утра до вечера была толчея, здесь стояла тишина. Посторонний человек сразу понимал, что дела здесь ведутся на современный лад и что фирма Ито не чета полукустарному предприятию Канно, у которых дом был одновременно и жилищем хозяев, и магазином, и винокуренным заводом. Только в лесном складе у господ Ито все оставалось прежним. Затон, где разгружали лес, образовался после того, как отвели сюда реку, он был расположен за домом, и оттуда доносился острый запах дерева; это было еще одно отличие дома Ито от дома Канно, где все пропиталось запахом сакэ.

Приказчики растерялись, и никто из них не окликнул нежданного гостя. Само собой разумеется, объяснялось это не только плохим освещением. Сёдзо спокойно назвал себя.

— Я Канно. Есть кто-нибудь дома?

Он умышленно задал вопрос в таких неопределенных выражениях. Ведь в доме было три хозяина. Хотя и считалось, что старик отец, которому уже стукнуло семьдесят, ушел на покой, он все еще не выпускал из своих рук бразды правления, да и отношения между двумя сыновьями тоже отличались от обычных отношений, существующих между старшим сыном — наследником дела и младшим, не имеющим этих прав. Поэтому Сёдзо и не назвал никого в частности. Ему было все равно, кто его примет.

— Господин Ясудзо сейчас...— начал было младший приказчик, но тотчас же осекся. Второй приказчик, одетый в костюм полувоенного покроя, быстро перескочил через подставку для венков, увитую черно-белой лентой, и бросился в помещение конторы. Оттуда сейчас же вышел при-, казчик в кимоно. Это был пожилой мужчина. Остановившись у колонны, он чинно опустился на колени в традиционном поклоне. Голос у него был хриплый, и говорил он на местном наречии.

— Ваша милость из семьи Ямадзи?

— Да, я второй сын, Сёдзо.

— По какому делу ?

— Я хотел бы объяснить это лично хозяину. Но передайте, пожалуйста, что долго я его не задержу.

Приказчик исчез за решетчатой перегородкой позади конторки и долго не возвращался. Кругом царила мертвая тишина, та тяжелая тишина, которая наступает летом перед ливнем, когда низко нависшие тучи, кажется, поглощают любой шорох. И подобно тому, как лесные птички, чуя близкую грозу, прячутся под деревья или в расселины скал, оба приказчика продолжали разбирать венки у стены и о чем-то шептались между собой, отвернувшись от гостя и как будто не замечая его. По их поведению Сёдзо угадывал, что творится сейчас в доме. Все его обитатели тоже чуть слышно шепчутся. А из-за раздвижной двери через невидимые щели они, несомненно, наблюдали за ним, слушали, что он говорил. В глубине за бамбуковой шторой чуть слышно заплакал ребенок, и тотчас же молодой женский голос тихо затянул колыбельную песенку. У Сёдзо мелькнула неожиданная мысль: уж не голос ли это той Раку, о которой упоминалось в дневнике Синго?

Но вот пожилой приказчик возвратился. Точно так же, как и в первый раз, он чинно опустился на колени возле колонны и тем же хриплым голосом на местном диалекте, но более подчеркнуто официальным тоном сказал:

— Меня просили передать, что хотя вы и побеспокоились посетить этот дом, но ни у кого из хозяев нет необходимости вступать в разговор с Ямадзи. Поэтому вас просят уйти.

— Я так и думал. Передайте, однако,— Сёдзо умышленно повысил голос,— что я явился сюда не как представитель Ямадзи, а как друг Синго и хочу выразить свое соболезнование. Кроме того, я пришел передать то, что получил на хранение от Синго.

Комната за решетчатой перегородкой с маленьким, похожим на глазок стеклянным оконцем, которая обычно в купеческих домах зовется расчетной, служила чем-то вроде конторы, и Сёдзо, зная купеческие нравы, был уверен, что если кто-нибудь из тех, кого он хотел повидать, находится дома, то скорее всего он притаился сейчас именно там. Поэтому-то слова Сёдзо были скорее обращены к невидимому хозяину, чем к приказчику. Не успел он договорить фразу, как в конторке пронзительно зазвонил телефон. Одетый в полувоенный костюм приказчик сделал было шаг к телефону, но острый взгляд пожилого пригвоздил его к месту. Он сам снял трубку.

— Да... да... хорошо... слушаюсь.

Повесив трубку и возвратившись на прежнее место, он сказал:

— Прошу пройти через парадный вход.