Лабиринт Один: Ворованный воздух

Продемонстрировав незаурядные качества стилизатора и затем отбросив маску Салливена, Виан, казалось бы, должен был привлечь к себе внимание издателей и читателей. В какой-то момент так и представлялось. В 1947 году «Галлимар» издал «Пену дней», и роман оказался в числе двух книг, отобранных жюри новосозданной литературной премии Плеяды для окончательного выбора. Роман Виана всемерно поддерживал Р.Кено, который был, пожалуй, единственным крупным французским автором, с самого начала разобравшимся в таланте молодого писателя. Однако большинство членов жюри отклонило кандидатуру Виана. Эта неудача, которую писатель болезненно переживал, тем более что премии была удостоена явно второстепенная книга, стала поворотным пунктом в литературной карьере Виана. Начиная с этого момента издательский интерес к его собственному творчеству неизменно падает, и дело доходит до того, что крупные издательства вообще отказываются от публикации его произведений. Изданные незначительными издательствами, произведения Виана годами пылятся на задних полках книжных магазинов. Но Виан не складывал оружие. В 1948 году он написал роман «Красная трава», а в 1951 году — последний роман «Сердцедёр». Хотя романы пишутся на небольшом временном «пятачке» (1946–1951), они очень разные, и каждый достаточно интересен, но я остановлюсь на «Пене дней» как эстетическом открытии.

Р.Кено назвал «Пену дней» «самым проникновенным из современных романов о любви». По поводу этого романа сам Виан говорил в год смерти:

«Я хотел написать роман, сюжет которого заключается в одной фразе: мужчина любит женщину, она заболевает и умирает».

В сюжете «Пены дней», в самом деле, нет ничего необычного (можно даже сказать, он банален), необычно другое: взаимоотношения романа со временем, когда он был написан, и сама форма воплощения бесхитростного сюжета.

Было явно не время писать о проникновенной любви двух очаровательных молодых существ, Колена и Хлои, которые, кажется, вообще лишены способности «наблюдать» время. Европа лежала в развалинах. Послепобедная эйфория быстро сменялась тревогой и горечью. Мир приближался к «холодной войне». Европейская интеллигенция стремилась осмыслить причины происшедшей катастрофы и не допустить новой. Показательны послевоенные творческие планы А.Камю. После освобождения Франции он мечтал написать «веселый роман», но вскоре склоняется к мысли о том, чтобы создать хронику-притчу эпидемии чумы и предупредить о возможности рецидивов.

Виан в «Пене дней» совершенно очевидно пошел против течения. Он как бы подхватил замысел Камю написать «веселый роман», бросив откровенный и непосредственный вызов времени и реальности. Вопрос обращения с действительностью решается в романе очень просто. Когда во время свадебного путешествия в большом белом лимузине Колену и Хлое стало

«как-то не по себе от проносящегося мимо пейзажа»

и Хлоя сказала:

«Ненавижу этот тусклый свет, эту мглу», —

то Колен

«нажал на зеленые, синие, желтые и красные кнопки, и разноцветные фильтры заменили автомобильные стекла. Теперь Колен и Хлоя оказались словно внутри радуги, и цветные тени плясали по белому меху сиденья…»

Подобный эскапизм отражает философию романа, который со всеми своими шуточками-прибауточками, неологизмами и наплевательским отношением к злобе дня содержал в себе вызов общему направлению европейской, и в частности французской, литературы. Критика не заметила этого вызова, не обратила на него внимания, по всей видимости потому, что отнесла роман априори к жанру «несерьезной» литературы, отнеслась к нему как к игрушке и шалости создателя романа «Я приду плюнуть на ваши могилы», очередной забаве мистификатора (напомним, что «Пена дней» была опубликована позднее «американского» романа, хотя написана раньше него). На самом деле «Пена дней» была не менее скандальна, чем мистификация, только скандал носил более тонкий, мировоззренческий характер и не вспыхнул потому, что критика до него не докопалась. В основе романа лежит утверждение главного героя:

«…В жизни меня интересует не счастье всех людей, а счастье каждого в отдельности», —

что перекликается со словами Виана из предисловия к книге:

«И в самом деле, кажется, будто массы ошибаются, а индивиды всегда правы».

Мысль о счастье каждого человека в отдельности напоминает идею моралистов об индивидуальном самосовершенствовании, с той, однако, существенной разницей, что вместо совершенствования здесь выдвинута идея удовольствия.